том, что завтра уезжает в Стеклянуху, и что его мечты об учёбе в ГДУ опять не осуществились, и что во Владивосток он, конечно, сможет приехать может быть однажды за всю зиму.

– А зачем тебя так потянуло во Владивосток?

– А ты не понимаешь? Мне хочется повидаться с тобой!

– Это можно сделать и в Шкотово, – и Катя рассказала, что по настоянию многих жителей села при их школе открылся восьмой, а в будущем году будет открыт и девятый классы, и что ей теперь для окончания девятилетки не придётся жить во Владивостоке. С началом занятий (в то время ведь в школах были каникулы) она будет продолжать учение, живя в Шкотове, дома. Борис не мог скрыть своей самой искренней радости.

– А ты-то чего так обрадовался?

– Как же, ведь я люблю тебя! Понимаешь, люблю! – прошептал Боря, стараясь заглянуть в лицо девушки, чтобы увидеть, как она прореагировала на его слова. Но ему мешала темнота и то, что она почему-то старалась отвернуться от него.

– Ведь я теперь буду приезжать в Шкотово каждую неделю, чтобы тебя увидеть! И писать тебе буду!

– Ишь, чего выдумал, писать! – с тревогой сказала Катя. – Только попробуй! А ну как письмо в мамины руки попадёт или Андрей его прочитает? Так тогда и мне достанется, да и тебе тоже несладко придётся. А вдруг девчонки его увидят, так они на всю школу раззвонят. Нет-нет, ты, пожалуйста, не выдумывай мне писать! – горячо говорила Катя.

Так они спорили, что-то доказывали один другому, стукаясь друг об друга телами при толчках вагона, старались рассмотреть лица при свете мелькавших за окном фонарей. И кажется, были счастливы оба. Незаметно Борис вновь овладел Катиной рукой, та не стремилась её выдернуть, а, как казалось Борису, иногда даже отвечала на его пожатие. Но всему приходит конец, а счастливому времени он всегда приходит неожиданно быстро.

Как-то внезапно вдруг за окном замелькали огоньки шкотовских казарм на горе, и, заметив их, Катя воскликнула:

– Ой, да мы уже приехали! Ты, Борька, пожалуйста, уходи, меня мама и сестрёнки встречать будут. Я боюсь, что они тебя увидят, не хочу, чтобы увидели! Уйдёшь?

Кажется, первый раз за всё время их знакомства, она сказала это таким просительно-ласковым тоном и при этом так посмотрела на Бориса, что он был готов не только уйти, но провалиться сквозь землю, броситься под поезд, если бы она только так его попросила. Он ещё раз сжал её тоненькие пальцы, ощутив на этот раз отчётливое ответное пожатие, быстро вышел из тамбура, перешёл в другой вагон и ещё до остановки поезда соскочил на перрон. Он остановился в тени станционного здания и стал наблюдать за вагоном, в котором ехала Катя.

Вот, наконец, показалась и она, нагруженная узлами разной величины. Заметили её и встречавшие, которых Борис до этого почему-то не видел. Среди них была сама Акулина Григорьевна, Катина мать, и две младшие сестрёнки Кати – Женя и Тамара. Разобрав Катины вещи, они все вместе пошли по линии железной дороги к своему дому, в этом же направлении нужно было идти и Борису. И хотя он и обещал Кате не показываться на глаза встречавшим её родственникам (находясь на станции, это обещание твёрдо сдержал), теперь он решил, что может смело идти за ними. Он находился на довольно значительном расстоянии от этой группы, но глазастая Женя его всё-таки заметила и, к великому ужасу Кати, тут же, при маме, задала Кате каверзный вопрос:

– А ты, Катя, что, не вместе ли с Борисом Алёшкиным ехала?

Как потом рассказывала ему Катя, ей стоило немалого труда убедить мать и сестрёнок в том, что она Бориса не видела, что его в поезде и не могло быть, и что Жене это просто померещилось. Мать сделала вид, что поверила этому, хотя было заметно, что объяснение дочери её не очень убедило.

Ранним утром следующего дня Алёшкин явился в контору, нагруженный кучей самых разнообразных вещей, которые, по настоянию отца и матери, ему пришлось взять с собой. Тут были валенки и полушубок, запасная смена белья и постельное бельё, котелок и ещё много, с его точки зрения, лишних вещей. Напрасно он доказывал, что раз в неделю будет приезжать домой, родители настояли, чтобы он всё это забрал с собой.

Во дворе конторы уже стояла подвода с погруженными инструментами и материалами, необходимыми участку, на неё же Борис бросил и свои пожитки. Зайдя в контору, он увидел сторожа и подводчика, которым оказался один из соседей Бориса, брат Михаила Колягина. Он ехал в Стеклянуху, чтобы договориться с тамошним артельщиком о приёме в артель нескольких шкотовских крестьян, решивших заработать на вывозке леса. Их было немного, и потому организовывать отдельную артель оказывалось невыгодно.

Подводчик ждал Алёшкина и пока пил со сторожем чай. Борис от предложенного чая отказался, он хорошо позавтракал дома: Анна Николаевна встала чуть свет, приготовила завтрак, напекла пирожков, которыми снабдила его и в лес. Он вышел на двор и, забравшись на кучу брёвен, сваленных около забора, стал смотреть в сторону Катиного дома. С этого места хорошо просматривался двор и огород Пашкевичей. Каким же счастьем наполнилось его сердце, когда он увидел, как стройная, тоненькая фигурка пробежала между грядками с пожухлой осенней зеленью, остановилась – и он был готов поклясться, что она тоже посмотрела в его сторону и даже, кажется, махнула рукой. Это, конечно, была Катя!

Поездка по осенней дороге, изрытой глубокими колеями и покрытой комьями замёрзшей земли, особого удовольствия не доставляла: телегу трясло и подбрасывало так, что усидеть на ней стоило немалого труда. Большую часть дороги Борис проделал пешком, сокращая, где было возможно, расстояния, пересекая отроги сопок, которые вознице приходилось объезжать. Борис совершал эти переходы с удовольствием. Отдыхая от тряски, он брёл по кустам орешника и сквозь поросли молоденьких, уже начавших желтеть дубков, наслаждался чистым осенним воздухом, вдыхая в себя тот неповторимый аромат, который издавала осенняя растительность в этот период времени. В Приморье осенью травы и лес пахли как-то по-особенному хорошо.

На место они прибыли к обеду. Приехали бы и раньше, да очень замедляли движение броды через многочисленные мелкие горные речки, которых им пришлось пересечь не менее десятка. Наконец, показался и маленький, почти игрушечный домик, в котором новому десятнику предстояло провести эту зиму в товариществе с Демирским. Их жильё стояло на довольно крутом берегу речки Стеклянухи, на расстоянии примерно трёх вёрст от самой деревни. Задняя стена дома подходила почти вплотную к высоким кедрам, с