В-третьих, под «грибком» детской песочницы сидел странный мужичок — в плащевой стройотрядовской куртке, надетой поверх тельняшки, в потертых джинсах и с аккордеоном на коленях. Мужичок курил самую настоящую классическую папироску с приплюснутым и замусоленным раструбом — таких Михаил не видел в чьих бы то ни было зубах уже тысячу лет.

— Здравствуй, добрый человек, — сказал мужичок.

— Доброе утро, — сказал Миша, останавливаясь возле песочницы. Он понятия не имел, зачем он это сделал — его «штурман» продолжал работать вместо него.

— И тебя тянет на место преступления? — без всяких светских переходов и прелюдий произнес мужичок.

— Что, простите?

Дядя Петя улыбнулся, стряхнул пепел папиросы в песок.

— Не удивляйся, добрый человек. Сегодня мы все не в себе. Вон, гляди, — он кивнул в сторону бурлаков, тащивших несчастную семеновскую «тойоту», — чем развлекаются с утра местные алкаши. На нормальный эвакуатор эта чванливая жопа денег пожалела, решила бутылкой отделаться.

Миша молчал, совершенно не врубаясь в тему монолога. Впрочем, дядя Петя сам сообразил, что несет околесицу.

— Ты не парься, друг, — пояснил он, — просто здесь у нас беда случилась вчера вечером. Я, например, так спать и не ложился, когда все это увидел. А Семенов, мать его, весь коньяк высосал, что у него был. А коньяка у него, я тебе скажу, как говна за баней… Хы-х, оказалось, что он им торгует, мудило грешный!

Миша внутренне подобрался.

— Что тут у вас опять стряслось?

— Опять? — переспросил дядя Петя. — И ты уже в курсе?

— Немного. Я репетитор по истории, у меня ученик в вашем доме живет. Он что-то подобное рассказывал.

— По истории? Понятно.

Дядя Петя умолк, окинул Михаила любопытным взглядом. Впрочем, нет, не любопытным даже, а каким-то просветленным, словно простая ивановская ткачиха, увидевшая живого президента.

— Что-то не так? — удивился Миша.

— Все нормально. Просто задумался…

Возникла пауза.

Местные алкаши все так же тащили машину к магистрали. Впрочем, Миша на них не смотрел. Его заинтересовал этот странный тип в тельняшке и с гармошкой. Он сделал робкий и осторожный шаг в его сторону, затем так же осторожно поднял руку и поднес ее к левому виску. Он был уверен, что сможет даже на таком расстоянии «распечатать объект», если постарается.

Его жестоко обломали.

— Э, погоди, брат! — воскликнул дядя Петя, поднимая руку, словно для защиты. — У меня башка сегодня раскалывается! Говорю же, не спал всю ночь.

У Михаила отвисла челюсть. Мужичок его раскусил?!

— Не парься, — словно прочитав его мысли, бросил тот. — Иному индивиду не надо много книжек читать, чтобы чувствовать очевидные события…

Миша смутился.

— Тут у нас семейная драма, япона мать… — Дядя Петя опустил голову и принялся тушить и закапывать папироску в песочнице. — Творческий вечер Шекспира и Петросяна… Сынуля взял престарелую мать к себе домой, предварительно продав ее квартиру, и начал проявлять сыновнюю любовь и заботу с такой страшной слой, что бедная женщина не выдержала и стукнула его молотком по голове. Сама она потом решила немного полетать, но не учла законов физики… Тьфу, елки зеленые, чтоб у меня язык отсох, совсем ничего не соображаю с недосыпа…

Он прервал свое занятие. Измочаленный раструб папиросы торчал из песка, как памятник на маленькой безымянной могиле.

— Вот такие дела у нас делаются. Кстати, мы не знакомы. Петр. Можно без отчества, фамилии и гражданства.

Он поднялся, позволив аккордеону с ленивым стоном повиснуть на плечах, и протянул руку. Теперь он уже не опасался, и Миша это почувствовал.

— Михаил, — представился парень, приняв рукопожатие. Рука дяди Пети была теплой и уютной, сам он по жизни был довольно добродушным малым, но с какой-то червоточинкой… какой-то тайной внутри, словно…

— Хватит на первый раз. — Петр отнял руку и снова сел на бортик песочницы. — Увидимся еще, добрый человек Михаил.

И он принялся наигрывать мотив из старого советского фильма.

— Возможно, — ответил Миша и направился к дому.

«Еще одного нашел», — подумал он о своем новом знакомом. Такие типы, не обладающие явными экстрасенсорными данными, но все же способные распознать «вторжение» и даже препятствовать ему, попадались довольно редко, и более близкого знакомства с ними он никогда не избегал. Пожалуй, общение с Петром можно будет продолжить.

Миша приближался к подъезду. С каждым новым шагом возвращалась прежняя тревога. Он не мог избавиться от ощущения, будто ему сейчас сдавать какой-то важный экзамен перед представительной комиссией, а предметом он совершенно не владеет. В жизни он таких эмоций давно не испытывал — разве что в средней школе, — а вот на уровне аналогий ощущал почти кожей. Глупая тревога, глупые страхи и почти нестерпимое желание опорожнить кишечник, черт бы его побрал в такой важный момент!

«Надо заканчивать занятия в этом клоповнике», — подумал экстрасенс.

На парковочной площадке перед домом он остановился, пытаясь определить нужный подъезд. Он поднял руку, прикоснулся к виску. Почему-то в голове крутились цифры 9 и 2 (разумеется, если не считать те проклятые две единицы!). Квартиры под номером «92» здесь быть не могло, а вот «29» — это слева, в том же подъезде, где проживал ленивый и амбициозный абитуриент Васька Дрель. Михаил повернулся было налево…

…но вновь остановился. Справа тоже что-то было не так. Даже более не так, чем в первом подъезде, и внутренний штурман настойчиво звал парня туда, словно мальчик, тянущий родителей за рукав к лотку с мороженым.

«Блин, сволочь!» — подумал Миша и пошел направо.

Дверь второго подъезда была оснащена домофоном, но открыта настежь — кто-то положил на ее пути увесистый камень. Миша попытался толкнуть его ногой и сразу понял, что без этого камня огромная и невероятно тяжелая дверь в один прекрасный день может кого-нибудь если не убить, то наверняка покалечить. Совершенно очевидно, что она здесь практически не закрывается. В том подъезде, где жил Васька, дверь была попроще и менее людоедская.

— Всё через одно место, — буркнул молодой человек, вынимая из внутреннего кармана куртки фотоаппарат. — Двадцать первый век на дворе, а у нас одна пара валенок на двоих.

Он сделал пару снимков двери, потом с нескольких ракурсов щелкнул камень. Оглядевшись вокруг, чтобы удостовериться в отсутствии любопытных взглядов (хотя он понимал, что лучший способ привлечь зевак трудно придумать), Миша отошел на пару шагов, поднял аппарат вверх и сфотографировал окна с третьего этажа по десятый. Прежде чем войти в подъезд, он оглянулся в сторону песочницы.

Дядя Петя не сводил с него глаз.

— Давай и тебя прихватим на память, добрый человек, — буркнул Миша и навел объектив на мужичка с гармошкой. Тот приветственно поднял руку. Миша нажал на кнопку и помахал в ответ.