И взглядом, еще более откровенным, чем голос (насколько такое было возможно), герр Бинцер вновь окинул источенную червями роскошь.

— К несчастью, вы более чем правы, герр Бинцер. Отсюда вы намереваетесь направиться домой, в Германию?

Герр Бинцер быстрым движением опустошил свой бокал.

— Это зависит от некоторых обстоятельств, — проговорил он. — У меня есть кое-какие сбережения, и я могу позволить себе потратить их так, как мне заблагорассудится. А здесь, на Менорке, я обнаружил нечто такое, что бы я охотно купил.

— Бог мой, что же это? — серьезно спросил герцог. — Наш климат не продается, герр Бинцер.

Герр Бинцер пронзительно рассмеялся. Он уже позабыл свою прежнюю, искательную вежливость, а легкий румянец, выступивший у него на щеках, свидетельствовал о том, что коньяк уже начал оказывать свое действие.

— Ну да, а все остальное заложено. Это вы хотите сказать? Ха-ха! Мне это известно. Я навел кое-какие справки на случай, если мне придется вести тут кое-какие дела; сначала ведь нужно узнать, что за люди, а уж потом иметь с ними дело!

Великий герцог слегка покраснел: немец попался трудный. Герцогу в третий раз пришлось жестом останавливать сеньора Пакено, который, казалось, готов был убить гостя, вступаясь за его высочество.

— Кроме того, я знаю, что вся земля принадлежит правительству, — продолжал герр Бинцер.

— А правительство — это я, — сухо добавил герцог.

— Так точно, и если кто-то захочет приобрести на Менорке землю, то обращаться ему следует к вам — единственному главе фирмы, was?[15]Сегодня я ездил на Пунта-Эрмоса — чудесная природа, прекрасное расположение, — и еще я посетил старый замок.

— Замок дона Херонимо Счастливого, — уточнил герцог сквозь зубы. — И что же, герр Бинцер?

— Сколько он стоит?

Некоторое время герцог глядел на герра Бинцера в такой задумчивости, что тот смутился и заерзал на стуле. Минуту спустя герцог спокойно произнес:

— Вы навели о нас справки, герр Бинцер. Так неужели вы не знаете, что этот участок — особенный?

— Меня никогда не интересовали древности, — равнодушно сказал герр Бинцер. — Мне понравилось место, и у меня есть средства, чтобы его купить.

— Сомневаюсь, — сухо ответил герцог. — Если вы не выяснили этого сами, я скажу вам, в чем особенность замка Пунта-Эрмоса. Их, собственно, две. Во-первых, замок не заложен, а во-вторых, он принадлежит не мне. Это единственный участок на Менорке, который не заложен, и единственный участок, который мне не принадлежит, — первое проистекает из второго.

— Verflucht noch mal![16]— воскликнул герр Бинцер. — Вы правы. Замок и впрямь не заложен, но кто владелец замка, если не вы?

— Мой друг. Я подарил замок Пакено, чтобы он оставался у меня на службе.

— Понимаю, — ухмыльнулся герр Бинцер.

— Нет, вы не понимаете. Я бы ни за что не допустил, чтобы Пакено неблагодарно тратил свое время. Так что замок Пунта-Эрмоса принадлежит ему.

Герр Бинцер всем корпусом повернулся в сторону сеньора Эстебана и посмотрел на него с пробудившимся интересом.

— So?[17]— проговорил он. — И что вы скажете на мое предложение? Продаете участок? Сколько хотите за него?

Весь гнев, который медленно накапливался в душе старого сеньора Эстебана и который он сдерживал из уважения к своему господину, теперь вырвался на волю. Пакено вскочил с места и, глядя на герра Бинцера с живейшим отвращением, глухо проговорил:

— Что я скажу? Сколько стоит?.. Сеньор, да как вы смели явиться сюда с таким оскорбительным предложением? Продать! Вам! Да я скорее предпочту, чтобы Пунта-Эрмоса сгорела!..

Внезапно он замолчал, остановленный жестом великого герцога.

— Сеньор Пакено не совсем привычен к делам такого рода, — пояснил дон Рамон. — В основном ему приходится заниматься делами куда худшими — он мой министр финансов. Но, как бы там ни было, теперь вы видите: замок не продается.

— Я думал предложить вам сто тысяч, — спокойно возразил герр Бинцер, — но теперь готов выложить сто двадцать пять. Ну, что скажете?

Он перевел взгляд с сеньора Пакено на великого герцога, чтобы оценить действие своих слов. Лицо министра финансов по-прежнему выражало сдерживаемое отвращение; герцог был спокоен и по-прежнему владел собой:

— Герр Бинцер, я сожалею, но нам придется прервать эти прения. Вы оказали нам большую любезность, посетив нас и выказав желание помочь в нашем плачевном положении. Но вы понапрасну тратите свое и, не сочтите за обиду, мое время! Вы бизнесмен, но и у меня, хотя должность тирана не предполагает много работы, все же найдутся кое-какие дела.

Он поднялся, давая герру Бинцеру понять, что аудиенция окончена, но неутомимый бизнесмен не желал удовольствоваться этим:

— Сто пятьдесят тысяч, черт побери! — воскликнул он. — Только подумайте: сто пятьдесят тысяч! Нет! Пусть будет сто семьдесят пять! Сто семьдесят пять тысяч! Почему бы вам не сделать то же, что сделал Кастро в Венесуэле: забирайте мои сто семьдесят пять тысяч и все, что можно прихватить с собой, и…

— И бегите, начните новую жизнь — это вы хотели сказать? — сухо закончил герцог. — Благодарю. Если бы этот совет исходил не от вас, а от кого-нибудь другого, я бы приказал поколотить этого человека. Но теперь я прошу вас убраться отсюда и не обременять нас более своим присутствием.

Железной рукой ухватив герра Бинцера за круглое плечо, великий герцог спокойно, но верно стал подталкивать его к двери. По мере приближения к порогу шестизначные цифры, которые в растерянности бормотал герр Бинцер, становились все больше. У порога он дошел уже до трехсот тысяч, и тут великому герцогу пришлось обернуться: кто-то теребил его за рукав. Это был старый сеньор Пакено; за спиной у дона Рамона он корчил дикие гримасы и повторял одни и те же слова: «Триста тысяч — Семен Марковиц — ваше высочество, продавайте!» Дон Рамон вздрогнул. Говоря с герром Бинцером, он забыл о том, что над ними висит дамоклов меч, и теперь сеньор Эстебан напомнил ему об этом. Старик был прав: трехсот тысяч хватит, чтобы уплатить Семену Марковицу и остаться честным человеком; а за Пунта-Эрмоса герр Бинцер предлагает именно триста тысяч… Достать эти деньги другим путем будет трудно, если вообще возможно. Полминуты великий герцог раздумывал, все еще держа руку на плече герра Бинцера, а тот глядел на герцога в напряженном выжидательном молчании: глаза немца блестели из-за стекол, а уголки губ непрерывно подергивались. Внезапно лицо великого герцога озарилось улыбкой, он увлек герра Бинцера обратно в комнату и жестом пригласил его сесть. Старый сеньор Пакено издал глубокий вздох облегчения и тяжело опустился на стул.