столу, куда вчера сунул пластиковый кулек с умывальными принадлежностями. Выскочил в коридор. Затем в умывальню. Кое-как умылся и почистил зубы. Потом назад, в комнату — переодеваться.

Зря я весь прошлый день таскался в спортивном костюме. Тот провонял потом. Среди запасов одежды в «адидасовской» сумке, я еще вчера наткнулся на треники и футболку с эмблемой «Спартака». Подумал, что с Шуриком мы в этом точно не совпадаем. Я всю жизнь болел за московское «Динамо». В общем — решил взять с собой, вместе с восточногерманскими кроссовками на сменку. А пока что натянул джинсы, свежую рубашку и куртку. Рассовал по карманам документы и деньги, подхватил сумку и отправился на работу.

К началу торжественной линейки я все же поспел. Во дворе школы толпился народ. Первоклашки с доморощенными гладиолусами и астрами. Волнующиеся родители. Старшеклассники, покуривающие втихаря. Отдельной кучкой — преподаватели. Пал Палыч, увидев меня, укоризненно покачал головой. Понятно, учителю полагается приходить как минимум на полчаса раньше. Самое смешное, что мне на мгновение стало стыдно. Вернее — не мне, а Саньку, который в каком-то смысле все еще присутствовал в моей душе, но когда я наткнулся на ледяной взор Шапокляк, стыд улетучился.

А вот Людмила Прокофьевна мне явно обрадовалась. Помахала ручкой. Ее пухлогубая коллега, которая сменила белую кофточку на розовую, осуждающе фыркнула. И отвернулась. Неужто — ревнует! Уже! Интересно девки пляшут… Винни-Пух бледно улыбнулся мне и кивнул. Он о чем-то трепался с мужчичком, которого я вчера то ли не заметил, то ли он не присутствовал при моем падении. Длинный. Высокий лоб с залысинами. Прямой нос. Губы тонкие. Подбородок с ямочкой. Кальтенбруннер из «Семнадцати мгновений»… Эту мысль я не успел додумать. Меня окликнули:

— Александр Сергеевич, есть разговор…

Я оглянулся. Это был вчерашний вельветовый гусар в шлюпочных башмаках. Только сейчас на нем был более приличный пиджак. Видимо, импортный. Смотрит на меня, как на партизан на нациста, хотя и улыбается.

— Чем обязан? — высокомерно осведомился я, уловив недоброжелательный посыл.

Ощутив холодок в моих словах, военрук сразу перешел к делу. Приблизившись вплотную, он процедил сквозь зубы:

— Я, гляжу, ты на Люську глаз положил, сопляк?..

И подбросив на ладони здоровенный советский пятак, военрук ухватил его между большим и указательным пальцем и… согнул.

— Смотри мне! Так и с тобой будет! — пообещал гусар, вручая мне изуродованную монету.

— Нехорошо портить денежные средства, — откликнулся я, возвращая ему пятак.

Разогнутый. Военрук удивился и окатил меня ненавидящим взглядом, от которого я должен был то ли испариться, то ли — замерзнуть.

— Товарищи-товарищи! — громко произнес директор. — Через пять минут мы начинаем! — И, понизив голос, продолжил: — Александр Сергеевич, вы почему опоздали?..

— Так у меня будильника нет, — честно признался я, но ему уже было не до меня.

— Товарищи, вы не видели Виктора Сергеевича? — всполошился Разуваев. — А то наш транспарант скоро совсем оторвется!

И он показал на криво натянутое полотнище, на котором белым по красному было выведено: «УЧИТЬСЯ, УЧИТЬСЯ И УЧИТЬСЯ!». В этот момент из-за угла школьного здания показался мужичонка, с трудом волокущий высокую, обляпанную краской и побелкой стремянку. Мужика шатало. Я сразу понял, что — не от тяжести вовсе. Видимо, это и был Виктор Сергеевич. Он поставил стремянку под козырьком, что торчал над парадным входом, и начал на нее карабкаться. Плохо раздвинутая лестница заходила ходуном.

— Э-э, мужик, грохнешься! — невольно вырвалось у меня.

Тот лишь отмахнулся, и от этого движения стремянка накренилась так, что Виктор Сергеевич с нее сорвался. Хорошо хоть, что у Шурика Данилова реакция, точно у Брюса Ли. Я и сам не заметил как очутился рядом и подхватил его на руки. Благо — костлявый и легкий, как голубь. Придав ему относительно вертикальное положение, я увидел горлышко мерзавчика, торчащее из кармана его сатинового халата. Как только бутылка не выскользнула из кармана, когда ее обладатель решил изобразить Гагарина?

— Это что такое, Виктор Сергеевич! — зашипела Шапокляк и двинулась в нашу сторону.

Раздумывать было некогда. Я выдернул мерзавчик у мужичка из кармана и сунул в свой.

— Слушай, Сергеич, — шепнул я ему на ухо. — Шел бы ты отсюда, покуда тебя завучиха не сожрала с потрохами. Ты ж бухой…

Поддатого долго уговаривать не пришлось. Виляя из стороны в сторону, словно заяц, удирающий от охотника, Виктор Сергеевич опять скрылся за углом. Я пошире расставил стремянку и залез на нее сам. Покуда я натягивал полотнище с наглядной агитацией и вязал узлы на шнурах, подо мною шел диалог.

— Вот видите, Эвелина Ардалионовна, — пробасил директор, — какой он молодец, наш новый физкультурник. И трудовика спас, и транспарант сам полез закреплять.

— А какой у него лексикон! — возмущалась Шапокляк. — Вы помните, что он вчера городил?.. «Господа», «пухлый»… Петра Николаевича за щеки хватал!

— Ударился человек головой, бывает… — возразил Пал Палыч. — А вот сегодня он — герой!

— Да! — взвыла завуч. — А что это у него из кармана торчит, вы видите!.. Первого сентября! В школу!

— О чем это вы, Эвелина Ардалионовна? — искренне возмутился я, стараясь не картавить, выговаривая ее отчество. — Может, у меня что-нибудь и торчит, но точно не из кармана.

Я уже спустился и ловко зашвырнул бутылку в кусты.

— Вы слышите, Пал Палыч! — надрывно воззвала к ухмыляющемуся в чапаевские усы директору. — Принес в школу алкоголь, да еще и хамит!.. Сейчас я предъявлю вам доказательства!

И она полезла за доказательствами. Займись этим биологичка, я бы любовался сей восхитительной мизансценой, но откляченный зад завучихи не вызывал эстетического восторга. К тому же директор школы решительно пресек ее поползновения.

— Вы с ума сошли, Эвелина Ардалионовна! — воскликнул он. — Линейка начинается!

И зашагал к ступенькам школьного крыльца, над которым по-прежнему криво, несмотря на все мои старания, висел плохо натянутый транспарант, призывающий непрерывно пополнять знания.

Учителя, большинство из которых я не знал ни по имени, ни по специальности, выстроились в шеренгу. Справа от меня оказалась биологичка, а слева пухлогубая. Они словно взяли меня под охрану. Или — под опеку. Ну как же, с начинающим педагогом просто необходимо поделиться опытом. То да сё…

Зря военрук пятаки портит. Людмила Прокофьевна Ковалева дама в высшей степени призывная, но даже в здешней учительской она не единственная с кем можно бы заняться… гм… передачей