– Кровь! – произнес кто-то из толпы около раскрытого лифта. – У него вся спина в крови! Боже, это убийство! Убийство в «Корона-Плаза»!

Менеджер был раздосадован. И кому только пришла в голову мысль совершить убийство в их отеле. Придется ставить в известность полицию. Это означает шумиху, скандалы, сплетни. Дирекция будет крайне недовольна. Да и гости не любят, когда в отелях убивают.

– В категории «Лучший зарубежный фильм года» номинируются… – Пэрис Хилтон глотнула воздух, одновременно одарив собравшихся в зале очаровательной белозубой улыбкой.

Шла церемония вручения наград американской киноакадемии под скромным и непритязательным названием «Оскар». Сливки мирового общества собрались вместе, дабы стать свидетелями исполнения честолюбивых мечтаний – или их краха.

Наступала финальная, самая напряженная часть. Иностранный фильм, конечно, – это престижно и интересно, однако многие из собравшихся откровенно зевали. Кому нужны эти иностранцы – европейцы, азиаты, африканцы со своими фильмами. Нет, кино у них слишком затянутое, полно какой-то странной психологии, поступки неадекватные, да и «экшн» не хватает.

– Криштоф Занусси, Польша. «Смерть как состояние жизни, доступное абсолютно всем», – оглашала тем временем наследница миллионов список претендентов.

Побежали черно-белые кадры скучного фильма про Польшу тридцатых годов. Бр-р, три с половиной часа психологической мути. И ни капли секса! И как такое можно смотреть?

– Ларс фон Трир, Дания. «Молчащий в темноте».

Датское кино – это что-то новенькое. По мотивам сказок Андерсена, что ли?

– Педро, – тут Пэрис запнулась перед явно незнакомой ей фамилией культового режиссера современности. Затем, опять мило улыбнувшись (менеджер всегда наставлял ее: не знаешь что делать – улыбайся), все-таки прочла заковыристую фамилию: Альмадовер, Испания. «Одна только ложь о моей сестре».

Ага, тут хоть действие есть – похоже, две лесбиянки ведут серьезный разговор о том, стоит ли спать с мужчинами, чтобы сравнить ощущения. Но Америка теперь жутко консервативна, эти извращения ни к чему!

– Марк Михасевич, – выпалила Пэрис, сверкнув крупным бриллиантом на указательном пальце левой руки. – Герцосо… словения… сорри… Чехо… ммм… словакия…. «Дневник императрицы».

– Марк, я чувствую, ты получишь «Оскара», – тихо произнесла Юлиана Понятовская, супруга Михасевича, которая находилась рядом с ним в зале.

Марк Михасевич насупился, жена сжала его руку. Фильм повествовал о тяжелом кресте герцословацких монархов – престарелая императрица, находясь на закате дней своих в замшелом европейском городишке, вдали от революционной Герцословакии, грезит о своей юности, перелистывая пожелтевшие страницы дневника. Вот она со своим мужем, предпоследним герцословацким королем (его играет, разумеется, сам Михасевич), кружится в вальсе. Вот пышная сцена коронации. Вот король умирает, и на трон восходит его слабовольный сын…

Бюджет картины был для Герцословакии потрясающим – почти шестьдесят миллионов долларов, шикарные интерьеры, умопомрачительные наряды. На родине, несмотря на рекламную кампанию и призывы режиссера Михасевича вспомнить былую славу и поднять знамя герцословацкой державности и величия, народ был не в восторге от ленты, однако сам Марк в многочисленных интервью уверял, что герцословаки истосковались по настоящему кино, снятому суперпрофессионально (имелся в виду, разумеется, его «Дневник императрицы»).

– Не волнуйся, – Понятовская, осмотревшись по сторонам, одернула мужа. На фоне голливудских звезд она смотрелась весьма и весьма. Ее страсть к драгоценностям и нарядам от лучших кутюрье давно стала притчей во языцех.

– Нгуан Ньер, Бангладеш. «Крокодил», – Пэрис с облегчением назвала последнего претендента.

Никто не знал этого азиата, ему не было еще и двадцати пяти. И, конечно же, никаких шансов на победу.

– Знаете, я очень волнуюсь, – заявила белокурая красавица, не в состоянии произнести ничего более свежего и остроумного. Зал покатился со смеху.

Она с трудом разорвала конверт с заветным именем обладателя «Оскара», посмотрела на листок бумаги с единственной строчкой.

– Победителем в этой категории стал… – девочка явно нагнетала атмосферу. Так потребовал менеджер – ее выступление должны запомнить, лишнее паблисити никогда не помешает, особенно если на тебя смотрят миллионы… – Стал…

Лица претендентов появились на большом экране. Внешне спокойные, все они на самом деле переживали и молились каждый своему богу, прося только об одном.

– Нгуан Ньер, «Крокодил»! – завершила звезда.

Марк Михасевич с окостеневшей гримасой смотрел перед собой, зная, что за каждым мускулом на его лице наблюдают недруги и враги. Его обошел какой-то мальчишка, чей первый же фильм отхватил «Оскара»! И как такое может быть?

Хваткий бангладешец, не веря в свалившееся на него счастье, в прострации еще сидел в кресле.

– Это несправедливо, – со слезами на глазах сказала Понятовская, когда с экрана исчезла физиономия ее мужа. Она так надеялась, что именно Марк поднимется за статуэткой, ради этого она тщательно подобрала наряд. Все было ясно: жюри решило не сталкивать лбами лучших режиссеров мира, отдав предпочтение занюханному дилетанту, снявшему полупрофессиональный фильм об ужасной жизни в нищей бангладешской деревеньке и охоте на крокодила-людоеда.

– Мы еще победим, Марк, – произнесла Понятовская.

Церемония по накатанному сценарию шла дальше.

Михасевич окаменел, было видно, что его самолюбию нанесена смертельная рана. Еще бы, он так давно стремился стать вровень с сильными мира сего и получить свой «Оскар», ради этого, собственно, он и затеял съемку эпопеи, которая так бесславно была отвергнута американской киноакадемией.

– Я с тобой, – сказала Юлиана, чмокнув мужа в щеку.

– Придурки, – прошипел режиссер и добавил несколько непечатных герцословацких слов. – Какие же эти американцы придурки! Они что, не поняли всей гениальности моей картины!

– Марк, прошу тебя, не так громко, на нас смотрят, – с елейной улыбкой на устах процедила Понятовская и тяжело вздохнула.

Значит, их поездка в Лос-Анджелес была напрасной. Марк не терпел поражений и крушения собственных планов. Ну ничего, он им всем еще покажет!

Ни он, ни она и не подозревали, что разыгралось час назад в отеле «Корона-Плаза», где они остановились в номере люкс на сорок шестом этаже.

– Я протестую! – воскликнул Дэни Сазерленд и плавно взмахнул рукой.

Этот его жест был известен почти всем судьям Америки. Сазерленд в течение последних двадцати лет был самым высокооплачиваемым адвокатом страны. Говорили, что иной раз его годовой доход зашкаливал за тридцать миллионов – помимо колоссальных гонораров, он получал процент с тех сумм, которые выбивал по искам умирающих от рака из табачных компаний или парализованных в результате автокатастрофы – из автомобильных монстров. Он не брезговал окунаться с головой в самые зловонные помои юриспруденции, для него не существовало кодекса чести, он мог ради денег и сомнительной популярности браться за защиту мафиози, маньяка, лживого политика и сумасшедшего тинейджера, устроившего в школе бойню при помощи «калашникова».