— Нет, воспитывать, учить добросовестности, со школы учить, с детского сада даже.

— Эх, философ, — Эдик с сожалением посмотрел на Лосева.

— Слушай, — спросил Лосев, занятый своими мыслями. — А куда они столько кислоты девают, как ты думаешь?

— Я, дорогой, не думаю, я знаю, — важно объявил Албанян. — Они ее дельцам подпольным продают. Такая, понимаешь, водится мелкая порода жуликов, но очень вредная. Гонят, понимаешь, левый товар. Ну, левый товар, это ты понимаешь?

— Это теперь уже всякий понимает, — усмехнулся Лосев. — И большой с этого доход у них?

— Ого! Нулей больше, чем пальцев на руке. И потому за сырье они могут отвалить в два, в три раза больше, чем оно стоит.

— Ничего себе, мелкая порода! — обеспокоенно воскликнул Лосев. — Но куда они могут сбыть эту лимонную кислоту здесь, в Москве?

— Почему же только в Москве? Как раз удобнее сбыть ее где-нибудь подальше.

— Я пока исхожу из того, что они из Москвы выскочить не успели.

— Это почему «не успели»? Номер поменяли и успели.

— Нет, — усмехнувшись, покачал головой Виталий. — Не все так просто. Во-первых, номер сразу не поменяешь, чтобы никто не видел. Надо место подходящее найти, где-то спрятаться. А тут, глядишь, и вечер настал, даже поздний вечер. На вылетных шоссе машин стало мало, значит, каждой машине больше внимания. А они знают, все посты ГАИ предупреждены.

— Так, ведь, номер другой!

— Не в одном номере дело. Им страшно, понимаешь? Они только что убийство совершили. А у них крыло сильно помято, на нем краска от ворот, серебристая на зеленом, очень заметно. И путевой лист тоже не в порядке. Листы, вернее. К каждому госномеру у них свой путевой лист должен быть. В тот, с фальшивым знаком, у них вписан был на заводе груз — лимонная кислота. А в другой путевой лист, где настоящий номер стоит, что-то другое было вписано, так? Выходит, если на выезде из Москвы ГАИ их остановит и начнет проверять, — сгорят. Нет, они наверняка побоялись по полупустому шоссе из Москвы выезжать.

— Однако шанс был все-таки?

— Но страха больше. И потом, что значит «был шанс»? Это значит, что кто-то из наших людей, в данном случае инспекторов ГАИ, плохо сработает, невнимательно, равнодушно, так? Да, это может быть. Эх, как бы мне хотелось на сто процентов верить в каждого из них! В каждого! Понимаешь?

— В каждого из нас, дорогой, — весело поправил Албанян. — Так точнее. Ну, конечно, кроме тебя и меня. В нас можно быть уверенным на сто пятьдесят процентов, верно?

— От скромности ты не умрешь, — улыбнулся Виталий.

— Не в том дело! — возбужденно воскликнул Эдик. — Я сюда пришел знаешь почему? От злости. Ты знаешь, я ВГИК кончал. Экономический факультет, конечно. Режиссером не собирался быть, оператором тоже, актером тем более.

— А напрасно. Из тебя бы актер получился.

— Из меня кое-что другое получилось, — зловеще произнес Эдик. — Я, дорогой, когда помдиректора картины на «Мосфильме» стал работать, мирового жулика в директора получил. Фокусник был. Из воздуха деньги делал и в карман себе клал. Я уследить не мог, слово даю. Вот такой мне гений, понимаешь, попался. И тут я обозлился. Я человек гордый.

— Ого! Знаем.

— Ну, вот. И я дал себе слово, понимаешь.

— И стал асом. Грозой, так сказать, — засмеялся Виталий.

— Именно, — вполне серьезно согласился Эдик. — Так можно после этого в меня верить, я тебя спрашиваю? Тем более что злости у меня за это время прибавилось.

— Согласен! А пока скажи: куда они могут в Москве эту кислоту сбыть?

— Никуда. Если заранее не сговорились. А если сговорились, то им и не надо было из Москвы вырываться. Погоди! — снова оборвал сам себя Эдик. — А вчера днем они не могли из Москвы удрать? В потоке машин, так сказать. За ночь спокойно поменяв номер?

— Вряд ли, — покачал головой Виталий. — Мы еще накануне проинструктировали все посты ГАИ на вылетных и тупиковых шоссе: марка автомобиля и помятое правое крыло. Ну, а затем — груз и путевой лист. Нет, в Москве мы их заперли.

— Пока.

— Да, пока, — Виталий вздохнул. — Пока они не починят где-то крыло. Значит, надо немедленно прочесать все автохозяйства, парки, мастерские. И тут главная наша надежда — участковые инспектора. Хотелось бы верить в каждого. Ведь один только нерадивый окажется, всего один — и все прахом пойдет! Уйдут убийцы!

— Ладно. Ты мне это не рассказывай, — нервно откликнулся Албанян. — Значит, план у нас с тобой такой.

Ты закидываешь сеть на все автохозяйства и прочее. А я — это второй пункт плана — намечаю список предприятий пищевой промышленности города, куда они могут сбыть кислоту.

— И берешь их на контроль.

— Ну, само собой.

— И еще пункт третий, — сказал Виталий. — Попробуем давай составить фотороботы. Ведь в обоих местах преступников видел не один человек.

— Очень хорошо!

— И еще, Эдик, самое трудное, — Виталий секунду помедлил. — Надо, по-моему, еще поработать вокруг этой четверки. Ведь их не только видели, с ними говорили, они говорили что-то, шутили, болтали, уводили, может быть, разговор в сторону, темнили с одним так, с другим эдак. Ну, короче, понимаешь? Все люди должны вспомнить каждое их словечко, намек, шуточку.

— Очень хорошо! — снова быстро согласился Албанян. — Значит, план мы с тобой составили. Пойдем доложим?

Маргарита Евсеевна до сих пор еще не могла привыкнуть, что ее называют порой по имени и отчеству. Ей только что исполнилось двадцать четыре года, и четыре года назад она весьма удачно вышла замуж. Ее Миша так успешно делал карьеру! О нет, совсем не в плохом смысле, он никого не подсиживал, никого не расталкивал и тем более не делал никому гадостей. Нет, он просто был неглуп, знал свое дело и два языка впридачу, хорошо — английский, чуть похуже — французский, был добросовестен, покладист, добродушен и всем приятен. А работал Миша в учреждении, которое называлось «Экспортфильм». Через год после женитьбы они уехали в Индию и прожили там полтора года. Это время осталось в памяти у Риты как вереница поездок, приемов, потрясающих экзотических красот, покупок и успеха, ее, Ритиного, успеха, от которого кругом шла голова, ибо ни один мужчина не мог устоять перед ее обаянием и красотой.

Так ей казалось, во всяком случае. Рита даже втайне завистливо думала, что вполне могла бы быть женой самого посла и эта роль ей была бы больше к лицу. Ах, как Рита гордилась своим успехом, как была счастлива. Как нравилось ей капризно надувать губки и требовательным тоном просить что-то. И у большинства мужчин в тот же момент на лице появлялось глупо-радостное выражение, а У других, посильнее и поумнее, — снисходительно-ласковое, но в любом случае все они спешили выполнить ее просьбу. Миша много работал и ничего не замечал.

Еще до замужества, сразу после школы, Рита попыталась поступить по совету отца в Плехановский институт, но не добрала баллов на вступительных экзаменах. И тогда отец, главный бухгалтер небольшого учреждения, устроил ее на двухгодичные бухгалтерские курсы, которые она закончила как раз перед замужеством.