– Нравится с карамелью? – интересовался Илья,зачерпывая очередную ложку и поднося мне ко рту.

– Да, и с шоколадом тоже.

Боюсь, что завтра вспомню все это, и мне будет очень, оченьстыдно за свое поведение.

Утром в воскресенье меня разбудил брат. Он стоял у моейкровати, держа в руках небольшую коробку, завернутую в пакет.

– Маш, ты спишь? – прошептал он. Мне всегда интересно,какого именно ответа ждут люди, задавая этот дурацкий вопрос.

– Уже нет, – ответила я, садясь на кровати. – Ачто?

– Мы тут с Эльзой подумали и решили сделать тебеподарок, – сказал он и протянул мне коробку. – Держи.

– Спасибо, – сонно проговорила я. – А что это?

– А ты посмотри.

Я достала коробку из пакета. Это была новая веб-камера.Собираясь летом в Москву, я забыла свою дома и очень переживала из-за этого.Какой хороший у меня все-таки брат. Думала, ему дела до меня нет, а он всезаметил. Так приятно!

Теперь я смогу общаться по скайпу с родителями и старымидрузьями. От радости я расцеловала брата, а через минуту мы уже сидели укомпьютера и настраивали мою новенькую веб-камеру.

Еще немного, и я почувствую себя самой счастливой девочкой вмире. Для счастья мне нужен теперь только Илья и новый мобильный телефон.

Кстати, об Илье. Прошлой ночью я почти успела заснуть, какот него пришла SMS с двумя словами: «Goodnight, baby!» Я чуть не умерла отсчастья, когда прочитала!

Все налаживается. Кажется, в моей жизни начинается светлаяполоса.

Следующая неделя подкрепила мою веру в светлую полосу. Такоечувство, будто все вдруг стало на свои места.

Гоша больше не доводил меня по утрам, брат интересовалсямоими успехами, Адольф Семенович вообще, казалось, перестал меня замечать ипридираться ко мне. Но самое главное – это Илья. Он писал мне каждый день –задавал простые вопросы: как мои дела, чем я занималась, и как прошел мой день.Еще писал, что ждет субботу. Наверное, я ему нравлюсь. Не могу поверить!

– Что ты думаешь делать? – спросила Катя на химии.

– Не знаю, – улыбнулась я. Странный вопрос! Что ясобираюсь делать? Хочу быть с ним – что тут еще скажешь? – Мне безумнонравится переписываться с ним, сочинять эсэмэски, ждать ответов… Я просто с умасхожу, когда слышу, как пищит мобильник, и когда вижу надпись «новоесообщение»! А еще страшно психую, когда он долго не отвечает…

– Долго – это сколько?

– Пять минут и больше.

– Маш, ты правда псих.

– Я знаю, но все равно, – вздохнула я. – Поэтому япридумала отключать звук.

– Глупость какая. Зачем?

– Чтобы типа забыть, что жду ответа, потом посмотреть, а онуже ответил. Так спокойнее. Понимаешь?

– Не очень, – сказала Катя. – Но если так тыменьше психуешь, то все нормально. Кстати, вы не говорили о свидании?

– Мы же в субботу встречаемся.

– В субботу – туса, это все фигня. Нужно отдельновстречаться, чтобы только ты и он.

– Я так точно с ума сойду.

– Ничего, переживешь. Ой, глянь, какой галстук сегодня уАдольфа… видишь буковки LV?

– Ага. А что это значит?

– Луи Вюиттон, – сказала Катя. – А видишькрокодильчика на рубашке?

– Да.

– Адольф модный чувак, – улыбнулась Катя. –Рубашка от «Лакост», галстук от «Луи Вюиттон». А костюм – помнишь, на прошлойнеделе он в нем был? Типа с заплатками на локтях. Говорят, что он от «Армани».

Прозвенел звонок с урока. Последний, седьмой урок. Я собралавещи и пошла к выходу.

– Мария, вы меня приятно удивляете, – сказал Адольф мнев спину. Я обернулась. Не понимаю, что он имеет в виду. – Контрольнуюнаписали очень достойно. Не ожидал от вас.

– Спасибо, – смутилась я. – Сама не ожидала.

– Продолжайте в том же духе, – улыбнулся он.

В этот момент я заметила, что у него темно-карие глаза. Япопрощалась и вышла. В коридоре толпилось несколько парней из параллельногокласса. С молотками, гвоздями, линейками… Они собирали стенды, посвященныеистории школы. На стенах в основном черно-белые фотографии, которым большетридцати лет, наверное.

Несколько стендов были уже готовы. Я подошла ближе. Лицо нафото показалось мне очень знакомым, будто я не просто его знала, а общалась сним всего пару минут назад. Тридцать лет назад Адольф был жгучим кареглазымбрюнетом. И не носил усы и очки. «А он ничего», – подумала я и пошлаискать свою куртку.

Я поднялась на третий этаж за Гошей, все еще думая обАдольфе. В голову лезли глупые мысли. Например, такая: если бы сейчас онвыглядел так, как тридцать лет назад, я бы из принципа не только выучила химию,но и даже начала бы ее понимать!

Гоша выполз из игровой комнаты с мятым листком бумаги вруке. Сначала он казался недовольным, но, увидев меня, тут же повеселел ипобежал навстречу. Потом кинулся обниматься.

– Вот, это тебе, – сказал он и протянул мятый листбумаги.

– Мне? – удивилась я.

– Тебе, – серьезно ответил Гоша, завязывая шнурки наботинках. – Сам сегодня сделал. Ты посмотри!

Я развернула лист. Аппликация из цветной бумаги. Три разныхцветка. Такие неумелые, неровные, кривые… Где-то неаккуратно отрезано, где-тоследы клея.

– Спасибо, – улыбнулась я. – А за что?

– Просто так, – пожал плечами Гоша. – Ты хорошая.

– Георгий… – начала я.

– Что?

– Мне кажется, твоя мама расстроится, если узнает, что тыподарил это мне, а не ей, – сказала я. – Наверное, это будет не оченьхорошо. Ты так не думаешь?

Гоша задумчиво застегнул куртку. Ответил он чуть позже,когда мы вышли на улицу.

– Я не знаю. Не думал об этом. Захотел подарить тебе иподарил.

– Понятно.

– Мама не расстроится, – сказал Гоша. – Онарасстроится, если только годовой баланс не сойдется.

– Откуда ты знаешь такие слова? – улыбнулась я.

– Подслушал, – загрустил Гоша.

Жалко его. Почти не видит Эльзу. Наверное, это очень трудно,когда тебе семь лет, а твоя мама – главный бухгалтер в огромной компании софисами по всей России.

– Гош, спасибо тебе за подарок, но давай сделаем так.

– Ну?

– Сделаешь завтра маме такой же? И подаришь вечером. Ладно?

– Сделаю, – отозвался Гоша. – Ладно уж.