ней. В детский садик ее водила. Потом в школу. Теперь вместе ходим в театр, на море ездим!

Любовь Иосифовна получает военную пенсию, работает в бюро переводов с иностранных языков.

За чаем снова вспоминаем о минувшем. Слушаем ту песню, песню Кириченко, что когда-то спасла ее, помогла в самую тяжелую, казалось бы, безвыходную минуту. Любовь Иосифовна бережно хранит пластинку с записью дорогой песни...

Провожать меня они идут вместе.

— На Кавказе почетного гостя провожают до коня, до стремени!

Сияют огни вечерней Москвы. Мы идем по весенней улице. От деревьев на мостовую падают таинственные тени, и мне невольно увиделась та ночь на берегу Днепра, когда взвод Валиевой шел в атаку...

И думалось еще: прохожим и невдомек, что в звездной полумгле им навстречу идет женщина необыкновенной судьбы, чья жизнь похожа на прекрасную героическую песню!

«УЖ Я ЗОЛОТО ХОРОНЮ, ХОРОНЮ...»

Свыше двухсот рассказов о встречах с песней записал я, и все они были переданы по радио. Тысячи откликов получила редакция. Ведь песня всегда была самой правдивой и задушевной выразительницей человеческих судеб. Ей поверяли люди свои чувства: горе и радость, тоску и надежды, с ней делили свои заветные мечтания.

Немало интересных историй, связанных с песней, довелось услышать мне. Вот еще одна. Ее рассказал мне негритянский актер Вейланд Родд, снимавшийся во многих советских кинокартинах.

Однажды мне пришлось быть с Вейландом Роддом в одной из московских школ на новогодней елке. Ребята водили хоровод. И вот когда они запели русскую хороводную песню «Уж я золото хороню, хороню...», Родд сильно взволновался.

— Знаете, не могу слушать эту песню без слез... Это была первая песня, которую я услышал на советской земле, вдалеке от моей родины. Сколько всяких унижений приходится испытать негру в Америке только из-за того, что природа наградила его темным цветом кожи! Когда я учился в школе, в Колорадо, я был единственным черным мальчиком в классе. Учиться мне было трудно: ученики сторонились меня, ни в какие игры не принимали...

Наступали рождественские праздники, подходил Новый год. Я помню, с каким нетерпением все дети ждали этого события, говорили о елке, о подарках Деда Мороза! Невольно этим нетерпением заражался и я. Но, увы, меня ожидало горькое разочарование: негритянского мальчика на школьную елку не пускали... И никто не мог помочь моему горю. Я плакал по ночам. На долгие годы осталась во мне глубокая, незаживающая рана. И только здесь, на советской земле, в Москве, я постепенно стал забывать об этой, казалось бы, такой маленькой, но жестоко поразившей мою детскую душу несправедливости...

Я приехал в Советский Союз уже взрослым человеком. Мне было тридцать два года. И вот однажды мне впервые в жизни привелось побывать на школьной елке. Трудно передать ту радость и глубокое волнение, которое пережил я в тот праздничный новогодний вечер! Взяв за руки, дети ввели меня, гостя, в свой веселый хоровод. Они запели. Я тогда еще не понимал по-русски, но мелодию песни, которую они пели, я запомнил на всю жизнь. Эта песня сразу породнила меня с советскими людьми. Я почувствовал, что нахожусь среди друзей, в своей родной семье.

А песня та была — «Уж я золото хороню, хороню...». Вот почему я так взволнован сейчас. Эта русская народная песня всегда вызывает у меня слезы. Слезы радости и глубокой благодарности советскому народу...

КОГДА Я СЛЫШУ ПЕСНЮ «ЖУРАВЛИ»

Дагестан — страна гор. Вечные снега. Острые, как кинжал, недоступные скалы, со всех сторон обдуваемые неспокойными ветрами. В темных глубинах узких ущелий бешеное кипение горных потоков. На головокружительной высоте — орлиные гнезда аулов, прилепившихся к скалам.

Жители Ботлиха, одного из высокогорных районов республики, незадолго до войны выдвинули кандидатом в депутаты Верховного Совета страны Георгия Байдукова — знаменитого летчика, друга и сподвижника Валерия Чкалова. Они пригласили Байдукова прилететь в гости. Была подготовлена площадка. Здесь еще никогда не садился ни один самолет.

И вот «джигит неба» летит на встречу со своими избирателями. Я лечу вторым пилотом и доверенным лицом. Где-то внизу, под крылом самолета, аулы Гуниб и Хунзах, буйный Терек, воспетый Лермонтовым, реки Сулак, Самур и Ахтычай. Дымные водопады низвергаются в глухие пропасти. Реки Дагестана таят в себе невиданные запасы гидроэнергии. Обо всем этом надо знать депутату.

Байдуков напряженно вглядывается в незнакомую местность, где ему впервые придется сажать самолет. Уже видны горы Аварии.

Вдалеке показался аул и посадочная площадка размером с ладонь. В конце ее — груда камней. Непредвиденное препятствие. Посадить крылатую машину на этот «аэродром» непросто. С одной стороны — камни, с другой — сакли аула.

По плато вскачь носятся всадники, с ликованием встречающие своего знатного гостя. Прилет Байдукова — событие на весь район. На праздник прибыли представители соседних аулов. Много стариков. Они еще никогда в жизни не видели самолета вблизи.

Положение драматическое: самолет кружит над аулом, над площадкой, Байдуков раздумывает, как поступить. Против ветра посадка невозможна, если садиться с боковым ветром, поперек площадки, при неудаче можно снести шасси. Джигиту это совсем не к лицу! Улететь обратно? Конечно, нет! Придется сажать поперек.

Последний круг, разворот, площадка все ближе, ближе... Посадка мастерская! Приземляемся. Самолет останавливается у самого края бездонного обрыва, окутанный облаком пыли. Где-то далеко внизу, в туманной глубине ущелья, расправив крылья, величественно плавают орлы. Выбираемся на крыло.

Со стороны аула с криками восторга мчится кавалькада всадников, выполняя на полном скаку лихую джигитовку. Впереди в папахе и в синей черкеске с серебряными газырями, с развернутыми за спиною белыми крыльями башлыка и пионерским галстуком на шее скачет на золотистом скакуне юный всадник. Его смуглое лицо сияет счастьем. Вот она, невиданная птица! Совсем рядом! С седла ее можно даже потрогать рукой. Мальчуган гарцует на скакуне у самолета, и алый галстук переливчато вьется на ветру. Юный джигит не знает, как достойней выразить свою радость.

Потом был митинг. Играла музыка. Плясали лезгинку.

С того дня и завязалась у нас дружба с пионером из дагестанского аула. Он любил стихи и песни. На память о нашей встрече я подарил ему свою книгу с автографом.

Когда мы улетали домой, в Москву, и наш самолет пологими кругами набирал над аулом высоту, я через борт долго наблюдал за своим новым другом. Взобравшись на острый выступ скалы, он прощально размахивал над головой то