Хотя эта улица и носила громкое имя Королевского проспекта, она представляла собой очень тихое, неизвестное туристам место. По краям мостовой стояли старинные двух-трехэтажные кирпичные виллы, окруженные крошечными садиками. Даже в декабре за коваными оградками можно было увидеть цветы, самые выносливые и неприхотливые. Одной стороной улица вплотную примыкала к парку, задние окна домов смотрели на обводной канал и на просторные лужайки, окруженные облетевшими деревьями. Именно здесь и жили друзья Александры.

Она увидела их издали – Диана с мужем стояли рядом со своей машиной и грузили коробки в открытый багажник. Александра издала приветственный возглас и помахала. Диана и Юрий выпрямились одновременно, слегка стукнувшись лбами и расхохотавшись. Они были неуловимо похожи, как становятся похожи супруги, долгие годы прожившие вместе в мире и согласии, имеющие общие вкусы и привычки. Высокие, крупные, со светлыми, коротко остриженными волосами – муж и жена больше напоминали брата и сестру.

– Хорошо, что ты нас застала! – Диана пошла навстречу приятельнице, все еще прижимая ладонь к ушибленному лбу. Женщины расцеловались. – Мы решили выехать на полчаса раньше. Я только что собиралась отнести ключи Лиз, а она намылилась на пробежку…

Лиз де Бак, с которой Александра однажды мельком видалась и беседовала, была хозяйкой виллы, где снимали квартиру Диана и Юрий. Этой представительнице старой голландской купеческой аристократии, очень гордившейся своим происхождением, считалось пятьдесят с небольшим – во всяком случае, на такой возраст она выглядела. Лиз недавно похоронила супруга, который был старше ее лет на тридцать. Детей у пары не имелось, и после смерти мужа вдова занимала лишь первый этаж, оставив за собой исключительное право пользоваться садиком на задах дома. Второй этаж виллы был разделен на четыре скромных квартирки-студии. Все квартиры сдавались на длительный срок, от двух месяцев. Третий этаж полностью занимали Диана и Юрий. Они снимали также и чердак, на котором Диана оборудовала гончарную мастерскую. В целом это был очень респектабельный дом, хотя в нем и сдавалось внаем жилье.

– Мы уже предупредили Лиз, что ты поживешь у нас какое-то время. – Юрий, захлопнув крышку багажника, также подошел поприветствовать гостью. – Она вспомнила тебя и не против. Ты ее условия знаешь – никаких вечеринок, не шуметь по ночам, не курить на лестнице, не швырять бутылки из окон…

– Мне, конечно, будет трудно отказаться от всех этих привычных удовольствий… – Александра сердечно обняла старого приятеля. – Но я постараюсь вести себя хорошо: пустые бутылки сдавать в супермаркетах, а чеки жертвовать на благотворительность. Как я вам завидую – впереди Италия! Надолго? Что конкретно будете делать?

– Реставрируем фрески и лепнину в одном особняке, который пойдет на продажу… Хотя я бы не стала рисковать – судя по фотографиям, там все еле держится, включая сами стены! Одно тронешь, другое посыплется… – Диана подтянула рукав куртки и с тихим возгласом взглянула на часы. – Ох, пора ехать! Месяца на два как минимум мы исчезнем. Можешь тут остаться хоть до весны.

– Визы не хватит, да и…

Александра запнулась. Ей вовсе не хотелось посвящать друзей в детали своей поездки, тем более что они не были знакомы с Надеждой. Кроме того, после перелета, когда Александра оказалась лицом к лицу с действительностью, все планы, которые художница строила последние недели, представлялись ей провальными. Надежда была жива и просила о ней не беспокоиться. Она планировала некую важную сделку. В ее равнодушии к прежней жизни не было, в сущности, ничего из ряда вон выходящего. Александре были известны случаи, когда люди, уезжавшие из дома надолго и резко меняющие обстановку, теряли всякий интерес к тому, без чего раньше себя не мыслили. «С глаз долой – из сердца вон! – сказала себе Александра, следя за тем, как Юрий выносит из особняка последнюю картонную коробку и устанавливает ее на заднем сиденье машины. – В конце концов, человек может просто устать. Да и Сергей мог далеко не все мне рассказать. Кто знает, что там у них произошло… Вот скрывал же он до последнего момента, что Надя звонила в октябре! Мог скрыть и что-то еще!»

– Даже кофе не успели выпить! – с сожалением проговорила Диана, передавая ключи гостье. – Когда будешь уезжать, отдай ключи Лиз. Да, я тебя не спросила, ты-то в Амстердам по работе?

– По личному делу, – уклончиво ответила Александра.

– Рада за тебя! – несколько невпопад ответила приятельница. Было заметно, что мыслями она уже очень далеко. – Но на День Святого Николая ты все-таки останешься? Смотри, не пропусти, когда на Дамрак привезут елку!

Спустя минуту художница уже махала вслед удалявшейся машине. У входа в парк автомобиль свернул налево и скрылся из виду. Александра подбросила на ладони ключи. Она приняла решение немедленно зайти в отель, где Надежда оставила ей письмо. Отель находился в нескольких минутах ходьбы, неподалеку от той крошечной кондитерской, где она завтракала. Направляясь к вилле на Конингслаан, Александра прошла мимо его подъезда, но решила не задерживаться, чтобы не разминуться с друзьями. Теперь спешить было некуда. Она развернулась и медленно, с наслаждением вдыхая влажный утренний воздух, направилась в обратный путь, в сторону Виллемспарквег.

Это был скромный трехзвездочный отель, без флага над входом, без навеса у подъезда, с крошечной латунной табличкой над кнопкой звонка. Он занимал здание довоенной постройки, и серый фасад с огромными окнами ничем не отличался от таких же фасадов слева и справа. У входа в деревянной бочке дрожал на ветру молоденький кустик букса. На одной из веточек поблескивал красный шарик с бантиком – предвестник близких рождественских праздников. Александра потянула на себя тяжелую дверь и вошла в тесный холл, застеленный красным ковром. Почти немедленно за входной дверью начиналась крутая лестница с узкими ступеньками, также покрытая ковром, прижатым к ступеням латунными прутьями. Александра поднялась по ней и оказалась в гостиной, где располагалась стойка портье.

В этот утренний час в гостиной было многолюдно. Обстановка напоминала семейное кафе с артистическим уклоном. Несколько столиков, за которыми завтракали постояльцы, картины современных художников на стенах, многочисленные горшки с цветами, маленькие собачки, азартно играющие с мячиком на ковре… Окна, выходящие на улицу и во внутренний двор, как почти везде в Амстердаме, представляли собой скорее витрины. То, почему в домах старой постройки проектировались окна такого гигантского размера, становилось понятно при первом же взгляде на крутые узкие лестницы, по которым невозможно было поднять ни мебель, ни в случае необходимости больного на носилках или гроб. Доставка подобных грузов осуществлялась с помощью наружной лебедки, украшавшей фасад здания на коньке крыши. Такая же лебедка торчала и на кровле отеля. Лифта здесь не было. Комнаты, по отзывам Надежды, отличались спартанской обстановкой и крошечными размерами. Правда, по цене хостела постоялец получал отдельный номер и собственный санузел с душем. Это был во всех смыслах старый отель с чисто голландским пониманием комфорта, который заключается в удобной постели, льняном белье, дружелюбном отношении и умеренной цене. Роскоши здесь не было и в помине. Надежда от души рекомендовала его всем московским знакомым, в том числе и Александре. Правда, художница ни разу здесь не останавливалась, но всегда отмечала взглядом вывеску, если проходила мимо.