Джозефина с удовольствием заметила, что автор этого восхитительного хаоса восседала посреди своего творения — как обычно с телефонной трубкой в руке. Вероника Мотли — или, как ее чаще называли, Ронни — унаследовала от матери красоту, а от отца пренебрежение к условностям. Откинувшись на ярко-синем, выкрашенном самими сестрами шезлонге, укрытая огромной накидкой из медвежьей шкуры, Ронни щебетала в трубку:

— Дорогуша, мы только еще приходим в себя от этого срама. В ту минуту, как они ввели в спектакль обезьяну, мы должны были тут уже сообразить, что вся пьеса от начала и до конца будет одним сплошным фиаско. Еще на генеральной репетиции это животное всех перекусало и перепугало до смерти. Хефзибар вскинула вверх руки в таком ужасе, что ее платье разъехалось по швам и пришлось его зашивать. Она до сих пор не может прийти в себя. А про расходы лучше и не спрашивай — четыре тысячи фунтов вылетели в трубу еще до премьеры. Какой там «Сон» — ночной кошмар, да и только. — Заметив Джозефину, Ронни стала поспешно заканчивать разговор: — Как бы то ни было, дорогуша, мне пора. У нас скоро встреча с Джонни, а ты знаешь его — он немедленно потребует костюм Офелии для сцены смерти, а у нас для бедной девушки еще не приготовлены наряды для жизни. — Пробравшись сквозь груды коленкора и обивочной ткани, она заключила подругу в объятия. — Так приятно тебя видеть. Мы с Летти только на днях говорили, что в этот раз ты слишком надолго застряла в своем холодном и мрачном Инвернессе.

Джозефина улыбнулась и бросила в кофе ложку сахара.

— Я рада, что наконец приехала. Тут по крайней мере мне не надо все время извиняться за свой успех. Англичане намного доброжелательней шотландцев.

— О, в маленьких городах всегда так. Но ведь это тебя не сильно волнует, правда?

— По-честному? Пожалуй, все же немного волнует. Это вечное брюзжание: «дочь бакалейщика слишком о себе возомнила», как будто я не имею права ездить в Лондон, дружить с другими людьми и иметь взгляды, отличные от остальных. Для обывателей главное — работа в поте лица, а сочинительство — дело второстепенное.

— Тогда всех их на плаху. Если они будут тебя донимать, мы с Леттис заявимся в Инвернесс и разберемся с ними.

— Не торопись с обещаниями: я тебе еще не рассказала о женщине, что заведует почтой.

— Кстати, об ужасных женщинах, — засмеялась Ронни. — Чувствую, должна предупредить тебя: Снайп сегодня в мерзостном настроении и не в самой лучшей форме. На аванс, полученный за «Гамлета», мы ей сделали подарок и купили новую газовую плиту, но Снайп с ней еще не разобралась. Так что бог его знает, что нам подадут на завтрак.

Из задней комнатки, которую Мотли переделали в кухню, словно в доказательство сказанного, донеслись проклятия; дверь распахнулась, и на пороге появилась тучная, средних лет женщина, явно уже исчерпавшая ту малую толику терпения, которую отводила себе на каждый день. Тот факт, что она служила в доме, пестрящем яркими красками и образцами переменчивой моды, не отразился на миссис Снайп ни на йоту: на ней было черное шерстяное платье, фартук, шерстяные носки и домашние тапочки — неизменная по всей стране униформа прислуги.

— Если вы рассчитывали на почки, можете об них забыть, — возвестила миссис Снайп громовым голосом и с явным корнуэльским акцентом. — От жара этой печки они все скукожились. Я думаю, вы, мисс Джозефина, хотели рыбу, но у нас ее нету, а есть только яичница с беконом, да и то не знаю, чего на этой штуке от нее останется.

Джозефина, теперь уже близко знакомая с обитателями дома номер шестьдесят шесть, все еще опасалась крутого нрава кухарки ничуть не меньше, чем вначале. Миссис Снайп служила семье Мотли более тридцати лет: сначала в Корнуолле, а теперь в Лондоне, где она помогала по хозяйству сестрам-дизайнерам и их кузену Арчи, которому была безмерно предана.

Миссис Снайп опрокинула на стол кучу идеально поджаренных гренков и вернулась на кухню, и тут входная дверь с шумом распахнулась и из передней донесся пронзительный возглас радости:

— Милочка, как здорово, что ты приехала! Мы так тебя ждали! А как прекрасно ты выглядишь!

Джозефина улыбнулась: навстречу ей в комнату впорхнула Леттис, а следом вошел ее многострадальный жених Джордж с четырьмя огромными сумками.

— Ты, конечно, привезла с собой новую таинственную историю? — Леттис обняла Джозефину и одновременно бросила на стул утреннюю газету, тут же похороненную под грудой покупок. — Когда ты здесь, на юге, жизнь намного интересней. Извини, что утром мы не встретили тебя как положено, но сегодня в «Селфриджес»[6]распродажа обуви, и, если туда рано не явишься, не найдешь ни одной штуки.

— А разве туфли больше не продают парами? — Джозефина шутливо и одновременно сочувственно подмигнула Джорджу, наливавшему себе чашку кофе.

— Что ты! Туфли в «Селфриджес» продают на вес, — вмешалась Ронни, которая никогда не лезла за словом в карман. Но ты платишь не столько за обувь, сколько за удовольствие почувствовать себя современной Золушкой, которая сама выбирает себе подарок.

— А принц потом тащит домой обуви на целую труппу, — добродушно вставил Джордж.

Леттис, как обычно, не рассердилась на поддразнивание и уткнулась в свой завтрак. Она намазала гренок с обеих сторон толстым слоем масла, с несвойственным ей самоотречением ограничившись слоем джема только с одной стороны, и весело взглянула на сестру:

— Посмотрим, какая ухмылка появится на твоей физиономии, когда за первую же неделю Лидия износит три пары башмаков. Ты ведь знаешь, как неуклюже она танцует. — И, повернувшись к Джозефине, добавила: — Мы заехали в театр забрать почту. Нам с Ронни по письму, а тебе — весь этот мешок.

Джозефина ахнула и направилась к мешку с почтой, в сторону которого Леттис тыкала гренком.

— У меня сейчас едва хватает времени читать письма, — сказав писательница, рассматривая конверты. — Но я теперь уже могу по почерку на конверте определить, к какой они относятся категории. Первая: доброжелательные и похвальные — на эти я обычно отвечаю; вторая: педантичные и самоуверенные — поучающие, как добиться большей исторической точности; третья: самые неприятные — приглашения, с их помощью я экономлю на угле. А ведь скоро будет спектакль о Марии Стюарт! Господи, помоги мне!

— Набрали уже состав для «Королевы Шотландии»? — спросила Ронни. — Нашли Лидии ее Ботуэлла?[7]

— Нет еще. Мы с Лидией думали, что Льюис Флеминг был бы как раз то, что надо, но на горизонте появился кое-кто другой, и, похоже, Джонни предпочтет именно его. Зовут актера Суинберн, и он имеет большой успех в театре «Уиндхем» — это все, что мне известно. Джонни попросил Флеминга сыграть Ричарда в сегодняшнем дневном спектакле, а потом на встрече с Обри мы все это обсудим. В конце концов, деньги вкладывает именно Обри. Предполагалось, что премьера будет в июне, но теперь, когда Джонни вбил себе в голову, что хочет снять по «Ричарду из Бордо» фильм, бог знает, когда она состоится. Я просто не представляю, как он собирается ставить «Королеву Шотландии», работать над фильмом, да еще и гастролировать. Даже этому метеору не под силу быть в трех местах одновременно.