Курбатов подвинул к себе лист бумаги, поднял глаза на Артемьева.

— Это уже вопрос дознания... Я сказал вам, что не буду отвечать на такие вопросы.

— Я вам еще таких вопросов не ставлю, Курбатов. И наверное, вам их и бессмысленно ставить! Вы ничего не знаете, вы были исполнителем воли Шеврова. Мы Шеврову будем ставить такие вопросы...

Дзержинский вернулся к столу. Слегка прищурившись, взглянул на Курбатова.

— Теперь вам ясно, какое вы имеете отношение к Тункину?

Курбатов промолчал.

— Как это увязывается с именем, которое вы носите?

— Никак! — выдавил из себя Курбатов.

— Что же нам теперь делать?

— Я просил вас о милости!

Дзержинский отмахнулся.

— Это самое простое! А как же быть с Россией, за которую вы решили бороться?

— Как же я теперь могу за нее бороться?

— Я убежден, что вы хотите своей отчизне добра... Вы просто не нашли себя в этой борьбе. Какое мы должны вместе с вами принять решение? Хотите, я при вас спрошу, как я должен поступить с правнуком декабриста, у Ленина?

— У Ленина? — удивленно переспросил Курбатов.

— Да! Я ему должен доложить о результатах расследования вашего дела.

Дзержинский снял трубку с телефонного аппарата, попросил его соединить с Лениным.

— Здравствуйте, Владимир Ильич, — начал он. — Я готов выполнить вашу просьбу. Террористическая группа, о которой я вам вчера докладывал, обезврежена. Остается разрешить некоторые наши интересы. Произошла досадная случайность, Владимир Ильич! Замешанным в группе оказался правнук одного из декабристов.

Дзержинский умолк. Видимо, его перебил Ленин.

— Да, это установлено, Владимир Ильич. Правнук Курбатова. Он носит ту же фамилию. Да, да! Он сын генерала...

Ленин опять о чем-то спросил Дзержинского. Дзержинский ответил:

— По неразумению, Владимир Ильич! Он сам не знал, куда его вовлекли. Я предлагаю оставить деятельность Курбатова без последствий. Не было никакой деятельности!

После паузы Дзержинский закончил разговор:

— Спасибо за совет, Владимир Ильич!

Дзержинский положил трубку.

— Все разрешилось, Владислав Павлович! Владимир Ильич согласился с моим предложением. Вы свободны!

Курбатов встал.

— То есть как я свободен!

— Вы свободны! Это значит, что вы можете располагать самим собой, как вам это будет угодно!

— Не означает ли это, что я сейчас могу уйти?

— Можете уйти! Я же сказал, что вы свободны…

Курбатов недоверчиво покосился на Артемьева.

Артемьев посмеивался в усы.

Курбатов пожал плечами, направился к вешалке.

Артемьев принялся складывать бумаги в папку.

У вешалки Курбатов остановился. Секунду помедлил и вдруг вернулся к столу.

— Я не могу так уйти!

— Почему же? — спросил Дзержинский.

— С кем сегодня был бы мой отец?

Дзержинский задумался.

— Это очень трудный вопрос, Владислав Павлович! Он был патриотом России, он был талантливым военачальником. Это все, что я о нем знаю... Тот, кому воистину дорога Россия, не станет ее по клочкам распродавать европейским авантюристам. Брусилов с нами... Царский генерал и даже очень высокого ранга и не чета по таланту всяким там колчакам и Деникиным!

— Я буду стрелять в тех, кто против России!

— Как мне вас понимать?

— Я хочу быть с вами...

Дзержинский остановил Курбатова.

— Как это совместить с тем, что вы думали еще вчера? Не поспешно ли вы приняли решение?

— Слова! Что скажешь словами...

— Какую же вы думаете защищать Россию?

— Россию, о которой мечтал мой прадед! Именно об этой России и я думал... но я не знал, кто с ней и кто против нее.

— Хорошо! Я буду просить о зачислении вас в Красную Армию.

Курбатов указал на листок бумаги с карандашными кружочками и схемой, нанесенными Артемьевым.

— У вас здесь неполная схема... Я готов ее дополнить. Правда, я мало что знаю...

Артемьев положил руку на плечо Курбатову.

— В нашем деле, Владислав Павлович, никогда заранее не определишь, что окажется малым, а что большим. Если на то ваша добрая воля, мы можем потолковать...

 8

...Артемьев после долгой беседы с Курбатовым, когда они вместе просмотрели всю его жизнь, пошел на доклад к Дзержинскому. Дзержинский тут же вызвал Дубровина и устроил маленькое совещание.

Курбатов остался в приемной председателя ВЧК.

Артемьев порывался докладывать, но Дзержинский его остановил.

— Вижу, вижу, что ваш подопечный меняет свои взгляды. Так оно и должно было быть. Мы в наследство получили человеческий материал, не всегда готовый к решению наших задач. Наше дело обработать этот материал, донести до каждого цели пролетарской революции... Я хотел бы посоветоваться с вами об одном варианте, связанном с Курбатовым. Невольно мы получаем возможность...

Дзержинский сделал паузу, словно бы еще раз про себя продумывая свое предложение.

— Нет! — сказал он. — Не будем торопиться... Я просил навести кое-какие справки. Курбатов правнук декабриста, отец его боевой генерал, погиб в Порт-Артуре. Генерал боевой, по нашим справкам никогда не числился в махровых реакционерах. Семья не из богатых, но мать Курбатова... Вот здесь начинается удивительная история. По нашим справкам, она полька из старинного аристократического рода, из рода польских Радзивиллов. Это княжеская семья. Она, правда, не от основной, не от главной ветви, но род Радзивиллов в Польше — это видные люди... Она жива, сейчас в Петрограде. Я полагаю, что все связи с ее родней у нее оборваны...

Об этом нам подробнее расскажет сам Курбатов. Это уточним! Не напрашивается ли в этой ситуации нечто иное, чем служба Курбатова рядовым бойцом в Красной Армии? Для нас, для наших задач?

— Группка нам эта ясна, Феликс Эдмундович! Для этой группки? Стоит ли? — спросил Артемьев.

— Не для этой группки! Я смотрю дальше... Кстати, что нам ясно в этой группе? Вам известно, кто направлял Шеврова?

— На допросе расскажет! — ответил Артемьев.

— Расскажет то, что захочет рассказать. Мы до сих пор не знаем, кто за ним стоит. Курбатов смог это объяснить?

— Нет, не смог. Он не знает. У меня сложилось убеждение, что ему до конца не доверяли. Молод, горяч!

Дубровин притворно вздохнул и спросил:

— Вы предлагаете, Феликс Эдмундович, еще на одного человека увеличить дворянскую прослойку в ВЧК? Вы сами же мне за это пеняли... Мне думается, Курбатов для нас фигура неинтересная. Мало мы его знаем...

— А чем мы рискуем, Алексей Федорович? — спросил в ответ Дзержинский. — Одним перебежчиком больше, одним меньше, что это изменит? А если он будет