не мужчинам — связь её отца с Розамундой Клиффорд много лет была тайной, известной всем. Но тут всё иначе: как может христианский государь следовать этой развратной, языческой практике? Почему хочет жить как арабский эмир?

Когда она, едва узнав про гарем, атаковала Вильгельма, тот удивился такой прямолинейности и беспечно бросил в ответ, что всего лишь следует обычаю отца и деда. На Сицилии свои законы, свои традиции, и гарем не имеет никакого отношения к их браку, в чём она непременно убедится, став старше. Даже в свои двенадцать Джоанна подмечала, когда к ней относятся свысока. Но утешалась мыслью, что супруг наверняка прогонит прочь всех этих женщин, стоит ей достаточно повзрослеть для его ложа.

Но он не прогнал. Супруги консуммировали[3] брак, когда невесте исполнилось четырнадцать, но ничего не переменилось. В те дни Джоанна сгорала от любви к мужу, и это было трудное время для неё. Оглядываясь назад, она ощущала сострадание к той молодой девчонке, какой была тогда, такой невинной и наивной. Да и как мог не вскружить ей голову Вильгельм, казавшийся живым воплощением сказаний трубадуров, которыми она так упивалась? Высокий, элегантный мужчина с длинными белокурыми волосами, завораживающими чёрными глазами и приятной, очаровательной улыбкой. А помимо этого ещё обходительный, открытый и прекрасно образованный. Джоанна ощущала себя такой счастливой и везучей, что готова была примириться с наличием в своём Эдеме пары змей, пусть даже речь идёт о соблазнительных смуглых красотках, которые спят с её мужем.

Джоанна не бралась сказать, когда разлюбила супруга, если полагать, конечно, что то была любовь, а не девичье увлечение. Быть может, когда они потеряли сына — смерть мальчика сокрушила обоих, но каждый страдал в одиночестве. Королева обратилась за утешением к Вильгельму, но тот углубился в собственную печаль, и вместо того, чтобы сплотиться, они отдалились друг от друга.

Но для удачного брака любовь не является непременным условием, и никто не вступает в союз в ожидании обрести задушевного друга. У Джоанны имелось много поводов быть благодарной судьбе за то, что та соединила её с Вильгельмом. Она знала, что счастливее большинства женщин, включая рабынь, заточённых в гареме супруга.

Стоит признать, с возрастом у неё начали закрадываться сомнения по поводу благоразумия Вильгельма и его талантов государственного деятеля. Король вёл чрезвычайно агрессивную внешнюю политику, руководствуясь местью и амбициями, поскольку питал жестокую обиду против византийского императора. Тот просватал за него дочь, после чего передумал, оставив Вильгельма тщетно дожидаться невесты в Таранто. Этого публичного унижения Вильгельм не забыл и не простил. Он выжидал и узрел шанс в сумятице, последовавшей за внезапной смертью басилевса. Король отрядил сицилийский флот с многочисленной армией на захват Константинополя, но результатом стало суровое и обидное поражение.

Джоанну эта решимость овладеть Византийской империей беспокоила, потому как у этой затеи было мало шансов на успех. Тут она проявила себя дочерью своего отца, прагматика до мозга костей. Ещё сильнее беспокоил её брак, который устроил Вильгельм во имя этой войны. Между Сицилийским королевском и Священной Римской империей всегда существовала вражда, но, когда император Фридрих Барбаросса неожиданно предложил матримониальный союз, Вильгельм согласился, поскольку это развязывало ему руки для похода на греков. Поэтому он выдал свою тётю Констанцию за Генриха Гогенштауфена, короля немецкого, старшего сына и наследника императора. Брак вызвал на Сицилии бурю возмущения, потому как породил пугающий призрак — если Вильгельм умрёт бездетным, островной трон достанется Констанции, а сицилийцы скорее согласились бы признать правителем самого дьявола, чем ненавистного германского супруга Констанции.

Джоанна разделяла общую неприязнь к союзу, поскольку император Священной Римской империи был давним врагом её рода. Более того, ей ненавистна была мысль, что Констанцию, к которой она всем сердцем привязалась, сошлют в Германию, страну суровую и холодную для женщины, привыкшей к согретому солнцем Палермо. К моменту свадьбы Генриху исполнилось всего двадцать, он был на одиннадцать лет моложе невесты, но уже заслужил репутацию человека грубого, и Джоанна сомневалась, что даже корона императрицы сумеет компенсировать Констанции тяготы жизни с Генрихом. Но Вильгельм даже слушать не желал её уговоров, как отмахивался и от пылких, яростных возражений подданных. В конце концов, он молод и здоров, Джоанна доказала способность выносить сына, и король не сомневался, что Генриху не доведётся заявлять через супругу права на Сицилию. Поэтому настойчивое неприятие остальными этого брачного союза только раздражало его.

Джоанна оставила тревогу в отношении брака Констанции при себе, потому как чему быть, того не миновать. Не осуждала она мужа и за то, что тот не внял её совету. В отличие от матери, по собственному праву владевшей Аквитанией, она всего лишь консорт Вильгельма, и власть принадлежит ему, не ей. Она как могла старалась утешить его после понесённого от греков поражения, полому как это обязанность жены, но к её огорчению, муж поклялся продолжать войну до последней капли крови. Джоанну обрадовало, что супруг отставил прочь византийские амбиции, хотя причиной стали обескураживающие вести из Утремера. Войско Салах ад-Дина разгромило армию короля Иерусалимского, и к концу года султан овладел и самим Иерусалимом. Вильгельм пришёл в ужас и немедленно отрядил сицилийский флот на помощь Тиру, последнему бастиону в руках христиан, а также предоставил свои гавани, богатства и вооружённые силы в распоряжение королей, принявших крест и давших обет отбить священный город у сарацин.

Джоанна отчасти ощущала вину, что потеря Иерусалима послужила для неё причиной радости, но крестовый поход означал свидание с отцом и братом Ричардом, поскольку оба приняли крест. Тринадцать лет минуло с тех пор, как она покинула отчий дом и семью, и теперь мысль о встрече грела душу. Когда через Альпы в Италию проникла весть об очередном разладе между Генрихом и Ричардом, молодая королева отказалась опустить руки. Папа и Ричард частенько ссорились, поскольку оба были упрямыми, своевольными людьми, а Ричард постоянно негодовал на затянувшееся заточение матери. Джоанне без труда удалось убедить себя, что и эту новую размолвку удастся преодолеть, как это всегда случалось в прошлом, и она продолжала строить планы, потому как хотела сделать встречу по-настоящему пышной. Ей хотелось показать родным, что они не ошиблись, выдав её замуж за Вильгельма.

У неё мелькала даже мысль отправиться вместе с ними в Святую землю. Мать её в бытность супругой французского короля Людовика так и поступила, рискнув репутацией и жизнью ради крестового похода, обернувшегося позорной неудачей, в итоге положившей конец браку с Людовиком и открывшему дорогу к её союзу с Генрихом. Джоанна охотно пошла бы