Следующие пятнадцать человек отправились в обратную сторону, и для Корсака не было откровением, что на направлении, противоположном засаде у реки, расположилась не менее сильная группа. Известная войсковая тактика — встретив на своем пути превосходящие силы противника, ты уходишь в обратном направлении, где тебя уже ждет, надеясь на этот твой маневр, такая же превосходящая группировка.

Еще десять человек Корсак, пользуясь завоеванным за считаные минуты авторитетом, направил в болота. Эта десятка потенциальных смертников посчитала такой исход самым благоприятным для себя, поскольку никто из них не верил, что сможет утонуть, зато все свято верили, что на болоте их ждать точно не станут.

Когда перед домом, штурм которого обещался все через тот же рупор, через минуту остались Слава, Червонец, Крюк и с ними четверо, Червонец сплюнул никак не желавшую сворачиваться кровь и хрипло рассмеялся, глядя в лицо Крюку:

— Ну что, рады? А нам этот легавый сейчас посоветует встать и поднять руки! Нормальный ход! Молодец папа! Вот так, умирая, сдают бывших подельников! Семье сына продавшего душу вора — помилование, а нам — смерть!..

— Еще раз рот откроешь — вышибу все золото, — пообещал из темноты Корсак. — Хотите остаться на этом свете в виде живых существ — следуйте за мной…

И Корсак на глазах изумленных бандитов двинулся по-пластунски в сторону поля, покрытого начинающим розоветь туманом.

— Туда?! — взвился Червонец, снова адресуясь к Крюку. — На голое поле?! Да это же все равно что встать на ночной улице под фонарь!..

Вместо ответа Крюк мелко перекрестился, сплюнул и ловко, как ящерица, пополз вслед за офицером.

— У тебя моя жена и сын, дурак… — донеслось до слуха Червонца, и он, повинуясь не разуму, который потерял окончательно в начавшейся сумасшедшей стрельбе, а какому-то подкожному чувству, двинулся в наступающий рассвет последним…

Слава полз сквозь мутный туман, потеряв ощущение жуткого холода, и перед лицом его, словно наваждение, стояла одна и та же картина: Света в ночной рубашке, взгляд ее беспомощен и беззащитен, и Ленька, кричащий от яркого света, бьющего ему в глаза…

За его спиной, в полукилометре от места их нахождения, гремели выстрелы из «ТТ», «ППШ», «ППС», резкие хлопки винтовок снайперов, наганный кашель и размеренная работа пяти или шести пулеметов Дегтярева…

Они почти уже вышли из зоны поражения, как вдруг один из бандитов резко вскрикнул и завертелся волчком. Утренняя мгла позволила видеть лишь корчащийся клубок. Этот клубок изрыгал брань и находился в постоянном движении.

— Что? — всполошился Червонец, не догадываясь, что резкий шепот в этой обстановке слышен за несколько сотен метров. — Что такое, Гусь?!

Поняв, в чем дело, Слава резко развернулся и стал возвращаться обратно.

Тот, кто был именован как Гусь, стонал и терял силы от желания вынуть из спины что-то, очень ему мешающее. Корсак, прижимая его к земле и закрывая грязной ладонью рот, молил лишь о том, чтобы шальная пуля, поразившая бандита, была на излете, чтобы это не был прицельный выстрел.

В первом случае Гусю грозило лишь заиметь пулю под кожей и последующую неприятную процедуру выемки ножом. Сколько таких ослабевших от полета пуль Корсак вынул из своих подчиненных, он уже не помнил, одну пришлось вынимать самому из себя.

Но если эта пуля летела по прямой… Она могла войти в Гуся в районе копчика и застрять где-то под лопаткой. И в этом случае все чудовищно усложнялось…

— Где? — едва слышно прошептал Ярослав, прижав губы к холодному уху Гуся. — Я сейчас уберу ладонь, а ты просто скажешь, куда ударило, ладно?..

— Бок… — Гусь хотел добавить еще что-то, но Корсак налег на его губы ладонью.

Значит, бок… пуля на излете не могла оказаться в боку. Ползущего по земле человека пуля на излете может ударить в спину, но никак не в бок…

— Живот… горит… — бормотал Гусь, в котором Слава уже давно узнал водителя «Мерседеса», увозившего его из Питера в Коломяги.

Перевернувшись, Корсак сунул руку под куртку и медленно оторвал лоскут от полы рубашки.

— Все равно не хватит, — прорычал Червонец, крутящий головой во всех направлениях.

Он очень удивился, когда увидел, что лоскут оборачивается не вокруг тела раненого, а вокруг его рта.

Подцепив за руку Гуся, Слава закинул его себе на спину.

Но даже с этой ношей он полз впереди, и только одному ему было известно, что это не так легко, как показалось Червонцу и Крюку.

— Да ты просто ударник диверсионного труда, — съязвил тот, кого Святой назвал своим преемником.

Слава прополз еще около сотни метров, когда вдруг почувствовал, как резко промычал перетянутым ртом Гусь, дернулся всем телом… и вытянулся, становясь с каждым мгновением все тяжелее и тяжелее…

«Неужели умер?..» — с горечью подумал Слава, последние полчаса действовавший машинально, привыкнув работать в таком режиме последние шесть лет. Он не давал себе отчета в том, что спасает не товарища, а бандита, на совести которого, наверное, не одна человеческая жизнь. Он выносил из района боевых действий человека из своего круга… чтобы не оставлять фактов пребывания группы на этом месте… чтобы тело не досталось врагу… чтобы дать шанс жить тому, кто был рядом с ним… Он работал .

Он остановился, медленно положил Гуся и перевернулся сам.

Рассвет уже вступил в свои права. Слава рассмотрел и хищное лицо Червонца, и испуганные взгляды остальных, и окрашенное кровью лезвие финки, которую наследник Святого вытирал о подол Гусевой телогрейки.

— Он все равно не жилец, — глядя прямо в глаза Корсаку, хриплым шепотом, похожим на шорох змеи в траве, объяснил Червонец. — А нам лишняя обуза. Все равно издохнет, а нам с тобой еще дела делать. Верно, пан Домбровский?

Гусь лежал, привалившись к Славе правым боком. Конвульсии уже закончились, и теперь он просто спокойно вытянулся рядом.

— Будешь всех так кончать, кого зацепит? — довольно громко спросил Слава, пытаясь скрыть движение своей руки в правый карман телогрейки Гуся.

— Много болтаешь, — предупредил, не отводя взгляд, новый «иван». — Мы еще не договорили, забыл?

— Кончай языком болтать, Червонец, — разозлился Крюк. — Нашли место время отношения выяснять!..

— Выяснять будем потом, — горячо пообещал Червонец, — сейчас просто дату намечаем.

— Хватит, на фуй, намечать! — вскипел кто-то из братвы. — Нам сейчас наметят по девять граммов на брата!.. Веди дальше, паныч!..

Слава усмехнулся, развернулся и пополз дальше, радуясь не тому, что закончен глупый разговор, а маленькому «браунингу», переместившемуся из кармана ватника Гуся в карман его куртки.

Стрельба стала рассредоточиваться, загрохотали ручные гранаты — много гранат, слишком много, чтобы не догадаться о том, что столкновение распределилось по очагам и теперь противоборствующие стороны находятся на расстоянии тридцати-пятидесяти метров, на расстоянии броска гранаты.