Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Залезай, – приказал он сквозь сжатые зубы.
– Я…
– Залезай в эту чертову машину, Лия, иначе я схвачу тебя на руки и усажу сам. – Он говорил тихо, будто из последних сил пытался держать себя под контролем, но готов был сорваться на крик, если бы позволил себе повысить голос. Поэтому Лия не спешила оставаться с ним одна в машине. По крайней мере, на улице есть куда бежать.
Она смело приподняла подбородок.
– Ты сейчас переходишь мою линию. – Она напомнила об их разговоре в субботу.
Его темные глаза опасно заблестели.
– Ты сделала громкое заявление. Но я не собираюсь продолжать разговор посреди улицы, где нас могут услышать.
Ее щеки залились румянцем.
– Ты не скрывал свой интерес ко мне в субботу. Быть может, я ошиблась насчет того, что ты хочешь затащить меня в постель?
На его сжатой челюсти запульсировала жилка.
– Нет, не ошиблась.
– Вот поэтому, после того как узнала, что ты мой работодатель, я пришла к такому выводу.
Грегорио никогда не терял над собой контроль. Никогда. Он считал это проявлением слабости. А слабостями можно выгодно воспользоваться. Тем не менее он понимал, что находится на волоске от этого. До Лии никто не обвинял его в подобных вещах. Никто бы и не посмел. Что бы она ни думала, у него нет причин манипулировать ее жизнью, чтобы заставить оказаться с ним в одной постели. Тем более он знал, что она испытывает такое же сильное желание. Хотя и не желает поддаваться.
Грегорио хотел защищать и оберегать ее, ведь у нее не осталось никого, кто бы мог это сделать. А богатство, в котором она выросла и которое принимала как должное, больше не в состоянии отгородить ее от суровой реальности. Да, это Грегорио посоветовал Майклу Харрингтону принять Лию на работу, но только потому, что ему хотелось вернуть ей часть того, что она потеряла.
Лия расценила его поступки как попытку манипулировать ею, чтобы между ними возникли близкие отношения, но это неприемлемо. Подобного оскорбления Грегорио еще никогда не получал.
Он до боли сжал челюсти.
– Мы поужинаем вместе.
– Разве ты не слышал, что я сказала?
– Конечно, слышал. Как можно такое не услышать? Но, повторяю, я не буду продолжать разговор посреди улицы.
Внедорожник с охраной остановился позади его машины, два телохранителя стояли неподалеку, всегда готовые отреагировать, если ему будет грозить опасность.
– Я не собираюсь оставаться с тобой наедине. Где бы то ни было, – смело заявила Лия.
Грегорио смерил ее взглядом. Последние слова она произнесла с таким упорством. Ее глаза блестели, на щеках появился румянец, губы походили на пухлые розовые бутоны. Вечер выдался теплым, Лия сняла пиджак. Ткань блузки оказалась настолько легкой, что Грегорио увидел очертания светлого бюстгальтера. Ее грудь вздымалась при каждом вдохе, темно-розовые ореолы сосков просматривались сквозь тонкое кружево белья.
Он медленно поднял взгляд к ее лицу.
– Ты тоже меня хочешь.
– Неправда! – Лия отшатнулась, будто ее ударили, и попыталась высвободить руки. – Как я могу тебя желать? Ты мерзавец, загнал в могилу моего отца.
Она слышала свои слова, видела реакцию Грегорио. Его лицо посуровело, глаза еще больше почернели. Кроме того, она знала, Грегорио прав. Она ответила так резко, потому что ее тянет к нему. Хотя и не должно бы. На то есть причины, она их только что озвучила. Вот только тело предательски отказывалось слышать доводы разума. Грудь стала более чувствительной. И еще это горячее томление внизу живота.
– Не обманывай саму себя, Лия. Мы оба это знаем.
– Твое тщеславие не знает границ!
Его губы растянулись в кривой усмешке.
– Когда будешь готова услышать правду о твоем отце, позвони мне.
Он кивнул телохранителям, показывая, что собирается уезжать.
– Правду о моем отце? – На этот раз Лия схватила его за руку, останавливая, под тканью куртки ощущая, как сильно напряжены его мышцы. – Что ты говоришь?
Он бросил на нее взгляд из-под полуопущенных век.
– Повторяю, позвони мне, когда будешь готова.
– А моя работа?
– Твоя работа никак не зависит от того, увидишь ли ты меня снова, послушаешь ли.
– Не понимаю.
– Может быть, потому, что после того, как поговорила со мной, я, по твоему мнению, не подхожу под представление, которое ты обо мне составила?
«Пожалуй, в его словах есть доля правды, даже много правды», – с тяжелым сердцем признала Лия. Конечно, он высокомерный и привык получать все, что пожелает. Хотя, несомненно, разозлился, когда она обвинила его в том, что он уловками пытается заставить ее быть с ним. В субботу он относился к ней с заботой и не выглядел опасным. Если бы он был настолько безжалостен, еще тогда попытался добиться того, чего хотел, и не принял отказа, учитывая близость спальни.
В конце концов, хотя в то время она этого не понимала, власть в его руках. И теперь он намекает, будто знает про отца что-то, чего не знает она.
Лия приняла решение.
– Я поужинаю с тобой, а взамен ты расскажешь, что тебе известно об отце.
Затаив дыхание, она ждала его ответа.
– Думала, мы пойдем в ресторан. У меня нет с собой паспорта.
Лия осматривала роскошный салон самолета Грегорио, на борт которого они взошли пятнадцать минут назад в частном аэропорту и на котором теперь летели бог весть куда.
– Мы не собираемся нигде приземляться. И нам не нужно идти в ресторан, я уговорил самого Манчини остаться с нами во время полета.
Если у Лии и оставались малейшие сомнения, что Грегорио баснословно богат, то полет на частном самолете и услуги первоклассного шеф-повара их развеяли. Только ей не нужны доказательства его богатства и могущества.
– Просто будем летать туда-сюда, пока ужинаем?
– Почему бы и нет? Так мы сможем побыть наедине.
Ей не хотелось оставаться наедине с этим мужчиной. Ведь он медленно прокрадывался в ее сердце, хотя она сильно противилась этому.
Грегорио знал, что Лия согласилась поужинать только из-за информации, которой он располагает. К сожалению, его самоконтроль балансировал на грани, когда он находился с ней. Она бросала обвинения, словно камни, желая причинить боль. И у нее получалось, но отчаянные попытки сопротивляться только разжигали его желание. Как же ему хотелось заняться с ней любовью. Чтобы поглотил огонь, который возникал между ними всякий раз, когда они оставались наедине. Снять бы с нее всю одежду и насладиться сполна ее телом, ощутить всю мощь этого пламени.