Исследования показывают, что наш уровень счастья влияет на счастье не только людей, близких нам по духу, но и тех, кто физически недалеко от нас{24}. Еще интереснее то, что наше счастье может влиять на счастье других, отделенных от нас тремя уровнями отношений (не только друзей наших друзей, но и их друзей){25}. Судя по всему, эмоции заразны ничуть не меньше инфекционных заболеваний.

Лицо Стива стало задумчивым.

– Даже если моя функция в том, чтобы стать счастливым, – сказал он, – то как знание этого поможет мне понять, что делать дальше?

– Перестаньте думать о том, что хотите делать дальше. Начните рассматривать каждый следующий шаг как способ достижения, как стратегию.

– Стратегию того, как стать счастливым?

– Стратегию выполнения миссии, которая сделает вас счастливым.

Я сказал, что Стиву нужно наметить максимально общую ценность, которую ему было бы интересно создать, а затем выявить конечную цель, на которую должны быть направлены все стратегии создания ценности (например работа). «Это должно быть нечто, определяющее основную причину, по которой вы хотите действовать».

Нитирэн-буддизм утверждает, что функция всех людей одинакова: стать счастливыми. А миссия каждого индивидуальна: ценность, которой человек решает посвятить жизнь, зависит от личных предпочтений. Таким образом, миссия – не то, чем нас наделяет внешняя сила или высшее существо. Это то, что мы поручаем себе.

– Определив свою миссию, – сказал я, – мы можем превратить интересные для нас действия по созданию ценности в стратегии, благодаря которым можем ее достичь.

Например, создание скульптур может стать стратегией, позволяющей сделать мир красивее. А преподавание – стратегия, побуждающая детей к великим свершениям.

Разумеется, Стиву было не обязательно определять для себя миссию. Удовольствия от жизни могут и так оставаться удовольствиями. Он мог бы воспринимать свою работу, хобби и другие занятия по-прежнему. Он мог считать это простыми наслаждениями или необходимым злом, способом достижения другой цели (например зарабатывания денег). Но если бы он принял миссию – например, стать своего рода бодхисатвой (в буддизме – человек, посвящающий себя счастью других), – то смог бы получать не только больше удовлетворения, но и (если верить недавним исследованиям) нечто важное, чего не дает радость от обычных приятных занятий, чего не удается достичь большинству людей, не имеющих ощущения цели. Речь о росте личностной силы.

– А почему миссия даст мне силу? – спросил Стив.

Я сказал: прежде всего потому, что стратегии часто оказываются провальными. Компании остаются банкротами. Скульптуры не находят покупателя. Учителя теряют работу. Но миссия выживает всегда. Когда наша любимая стратегия проваливается, нам может быть грустно. Но если мы привержены миссии, то со временем сможем собраться, отряхнуться от пыли и найти другую стратегию, которая понравится нам ничуть не меньше. Не скажу, что восстановиться после утраты стратегии, которая нам нравится, легко. Возможно, она позволяла нам делать то, для чего мы идеально подходили (например, выкуп компаний, находящихся в сложном положении, и наведение в них порядка) или что могли создать только мы (например, прекрасная скульптура, потрясающая книга или запоминающаяся песня). Но уникальность ценности, создаваемой в рамках конкретной стратегии, связана скорее не с ощущением цели, а с удовлетворением нашего эго. А это хоть и приятно, но чаще всего не приводит к повышению уровня счастья в долгосрочной перспективе.

– Поэтому, – сказал я, – если скульптор думает не только о творчестве, но и о том, как сделать мир красивее, ему проще справиться с препятствиями вроде невозможности продать скульптуру или случайного ее разрушения. Даже утрата способности заниматься скульптурой (например в результате заболевания) может стать преодолимым препятствием.

– Это как? – скептически спросил Стив.

– Создание букетов? – предложил я. – Веб-дизайн? Не знаю. Просто хочу сказать, что скульптура – не единственный способ сделать мир прекраснее.

Работа, которую мы считаем важной, а не просто приятной, повышает нашу способность справляться с напряжением. Уход за пациентами со смертельными заболеваниями считается в здравоохранении чуть ли не самой нервной работой, но у людей, которые ею занимаются, чуть ли не самый низкий уровень выгорания{26}. Почему? В исследовании медсестер, оказывавших паллиативную помощь, выяснилось, что они очень часто испытывали вдохновляющее ощущение цели – облегчить жизнь смертельно больных{27}.

Возможно, еще более примечательно то, что ощущение цели повышает нашу способность выносить физическую боль. В своем исследовании психолог Филип Зимбардо наносил удары электрическим током группе студентов, чтобы выявить их порог восприимчивости к боли. Затем он предложил некоторым из них (экспериментальной группе) продолжить, то есть получить еще несколько ударов током, сообщив, что это будет иметь огромное значение для науки. Другой же группе (контрольной) он не дал выбора, а также ничего не сказал о научном значении работы. Сравнив результаты этого этапа эксперимента, он обнаружил не только то, что экспериментальная группа сообщила о меньшем уровне боли, но и то, что физиологическая реакция на нее (по результатам измерения гальванического сопротивления кожи) оказалась значительно слабее{28}.

Формулировка и принятие миссии способны усилить наше ощущение самоценности{29}, замещая наш образ как одного из миллиардов людей другим, героическим. Вооружившись верой в важность нашей миссии для других, мы найдем в себе силы бороться даже тогда, когда другие (не имеющие никакой цели, кроме удовлетворения собственных желаний) сдаются{30}. Внутренняя сила, поддерживающая миссию, бывает так огромна, что порой мы даже готовы рискнуть собственной жизнью: например, пожертвовать почку или первым броситься на тушение пожара.