Паства благодарно кивала. Но Арина видела: все, как и она, ждут десерта. Медитации. Выхода в потусторонний мир.

Ученики лягут на маты, гуру достанет свою поющую чашу — и можно будет улетать. Прочь с земли. В рай.

Правда, рай общественный оказался куда скромнее персонального — того, что Балаев устроил ей в день знакомства. Маму Арина, конечно, видела. Но поговорить получалось не всегда. Иногда та являлась лишь тенью. Или шла далеко впереди — никак не получалось догнать. Балаев говорил: «Учись. Молись. Жди. Все придет».

Другие девочки (Арина, хоть и стеснялась, расспрашивала их в перерывах) достигли гораздо большего просветления. Кто-то умел управлять снами: «Моего зайчика нет со мной днем, но ночью он всегда рядом». Иные могли и безо всякой поющей чаши и расслабляющих слов вогнать себя в транс. «Но с Львом ярче получается, красивее».

Иногда Арине поручали: вымыть пол, убрать в кухне или приготовить на всех салат из фермерских овощей. Повинность она исполняла с улыбкой.

А вот основную свою работу — в одночасье возненавидела.

Кому нужен их жалкий оркестр? В чем радость — ездить по подмосковным домам культуры, играть в полупустых залах? Зачем тратить драгоценное время: учить свою партитуру, потом бесконечно репетировать?

А главное: оркестр отнимал ее от мамы.

Когда человек только отбывает повинность, это видно сразу.

Дирижер прежде вообще ее не замечал, а теперь все чаще останавливал репетицию. Прикрикивал:

— Ты, желтоглазая с хвостиком! Опять опоздала на полтакта!

Арина краснела, пыталась сосредоточиться, но через полчаса делала новый ляп.

Дирижер терпел десять дней. На одиннадцатый велел остаться. С кислым видом спросил:

— Чем я могу тебе помочь?

Арина удивилась:

— Я думала, вы меня увольнять позвали.

— Ну, что мы — звери? — укоризненно проговорил он. — У тебя психологическая травма. Да и где я скрипачку найду — на твою зарплату?

— Мне нужен отпуск, — быстро сказала она.

Дирижер прищурился:

— Будешь сидеть в квартире и рыдать?

— Нет, — заторопилась Арина. — Я хожу в антикризисный центр, мне там помогают.

— Что еще за центр?

— Ну… частный.

— Не знаю, как тебе там помогают, — безапелляционно молвил босс. — Но играть скоро совсем разучишься.

Вырвал из блокнота листок, написал что-то, протянул.

— Вот, держи. Телефон нормального врача. Обязательно позвони и сходи.

— А зачем мне к врачу?

— Уж поверь опытному, — усмехнулся дирижер. — Депрессию лучше в самом начале поймать — чем потом в дурке валяться полгода.

— Нет у меня никакой депрессии! — возмутилась Арина.

— Ой, слушай. Я с вашей творческой братией двадцать лет работаю. Вижу каждого насквозь. Попьешь таблеточек — слабеньких, безобидных — и будет полный нормуль.

— За психичку меня, значит, считаете, — буркнула Арина.

Сунула листочек в сумку, пообещала:

— Позвоню обязательно.

Зашла в туалет и порвала бумажку в мелкие клочки.

Надо уволиться. А с голоду не умереть ей Лев Людовикович поможет. Надо попроситься в центр на постоянное место жительства. Она согласна и готовить, и убирать. Даже на секс согласна. Только бы позволили присутствовать на медитациях.

* * *

Федор Константинович долго не мог поверить в смерть давней подруги. Просто в голову прийти не могло. Ведь в ночь на первое он звонил Горошевым. Приятельница веселым голосом отчиталась: сидим за столом, смотрим «Профессионала», оливье с креветками удался.

— По нашему телевидению больше ничего нет? — усмехнулся он.

— Арина сказала: Бельмондо стоит пятерых Киркоровых.

Федор вздохнул. Неразумно поощрять дочкино затворничество. Арина от рождения бука, вечно комплексовала: лицо не то, фигура не такая. Ее бы отдать в командный спорт или в театральную студию, пусть самую что ни на есть любительскую. Встряхнуть, раскрепостить. Но матери больше нравилось, когда дочка под рукой. Вместе бесконечно чаевничать, смотреть по телевизору старые фильмы. Кто еще из молодых девушек в сотый раз плачет над старомодным «Профессионалом»? Но «Секс в большом городе», что он однажды принес, Арине решительно не понравился. И «Амели» не пришлась по душе. И «Голодные игры».

Федор Константинович с огорчением забрал диски. Подруга довольным тоном прокомментировала: «Зато с моей Ариной есть о чем поговорить».

Ну да. Поддержать беседу про «Осенний марафон», «Берегись автомобиля» и прочие старые фильмы девушка могла свободно. Только как ей это поможет выйти замуж?

О трагедии в семье Горошевых Федор узнал только на Крещенье.

До того просто не до Арины с ее мамой было. Англия затянула. Внук, дочкин сын, очаровательный Тоби не давал скучать. И сад — Федор любил в нем возиться. А еще в Ковент-Гарден на гастроли — очень удачно! — приехала российская балетная труппа. Федор пересмотрел множество постановок — за смешные деньги, в сравнении с ценами родимого Большого театра.

А когда позвонил одиннадцатого — телефон в квартире Горошевых не ответил. «Аринка на работе, мама в магазин, наверно, пошла», — решил он. И снова не проявил настойчивости.

От каникул прихватил еще неделю, вернулся в Москву и лишь девятнадцатого наконец застал Арину и узнал, что случилось.

Рассердился:

— Почему ты мне сразу не позвонила?

— А где мне ваш лондонский телефон было брать? — буркнула девушка.

Это верно. Его подруга не держала записных книжек. Дочь могла банально взять материн аппарат и всех абонентов обзвонить, но от Арины активности (какой бы то ни было) ждать не приходилось.

— И что ты сейчас? Как?.. — осторожно произнес он.

— Нормально, — спокойно ответила девушка. — Я ушла из оркестра, теперь на новой работе.

— На какой?

— В антикризисном центре.

— Чем занимаешься?

— Клиентов привлекаю.

— Ты?! Привлекаешь клиентов?! — Федор опешил.

Арина дорогу спросить стеснялась, на рынке сроду не спорила — даже если ее нагло обсчитывали. Как она может кого-то там привлекать?

— Что еще за центр?

— Антикризисный центр духовного развития.

— Арина, ты сегодня вечером будешь дома?

— Э-э… я точно не знаю.

— Совсем вечером. В девять, в десять.

— Я не всегда прихожу домой, — промямлила она. — Иногда остаюсь ночевать. В центре.