Все это кричит во мне той Диной, которую никто не знает. Но сегодняшняя вышколенная не может позволить опустится до выяснения, а тем более до драки. Поэтому аккуратно треплю ее за напудренную щечку и словно жалея, четко проговариваю.

— Не горюй. Вокруг так много свободных членов. Ты еще найдешь свой. Может, конечно, не такой богатый, как у Барского. Стареешь же. — озадачено веду взглядом по красной мордашке. — Не отчаивайся.

Завадская выворачивается из рук, выхватывает мой бокал и плещет содержимым в лицо. Ахаю, но на ногах удерживаюсь. Внезапно разбирает смех. Ну не дура ли? Неконтролируемый смех вырывается, пока смахиваю капли с кожи и платья. Хорошо, что весь почти допила и урон минимальный. Ритка похожа перезрелый помидор, что вот-вот взорвется на солнце. Постойте. У нее в уголках губ скопилась слюна. Фу-у-у.

— Уведу. Поняла, рыба замороженная, — грозится Завадская, пытаясь наступать.

Хохочу во все горло. Забыв о приличиях, меньше всего хочу душить в себе реакции. Некого уводить, разве не знает? Давид не принадлежит мне, но кому какое дело. Пусть чувствует себя уязвленной. Пусть тоже знает, как испытывать перманентное бессильное ощущение. Пусть будет слабой сейчас и не нужной. Пусть сволочь боится и трясется.

— Дура ты, Завадская, — едва успокаиваюсь. — Барский верно заметил. Но мечтать не вредно. Если бы у тебя имелись мозги, то ты бы уяснила. Давид не доедает надоевший ужин. Он всегда выбирает новое меню.

— Уж не ты ли его меню?

Она выхватывает бокал и разбивает.

Понимаю. Отчаянье.

Осколки хрусталя попадают на стопы. Небрежно сбрасываю и тряхнув волосами, даю дружеский совет.

— Не твое дело, Завадская. Наши дела с Давидом никого не касаются. Дурам невдомек, что умные жены иногда отпускают своих мужей на прогулку на длинном поводке. Теперь же ты мне надоела. Проваливай, Ритка.

Наврала напропалую. Но по-другому не вижу способа спасти свою честь. Может со злости она растреплет светским курицам, что у нас с Барским какой-то план или сама за меня придумает что-то.

Мой план, что Завадская сейчас разревется и убежит не работает. Не дооценила брошенную любовницу. Она наступает с обезумевшим лицом яростно и отважно, приходится сделать шаг назад, чтобы не рухнуть под натиском. Запястья пронзает боль.

— Провалишь ты. Барский будет моим. Моим! Уяснила? Я добьюсь, чтобы он бросил тебя. Я выйду за него замуж, я буду блистать рядом. Это моя роль, мерзкая дрянь. Сейчас просто временные трудности. Не беда. Знай, что не отступлюсь. Можешь сдавать в утиль свое дешевое колечко. Твой символ брака протух!

Платина стоимостью с чугунный мост дешевая побрякушка? Она двинулась с ума. А-а-а… Светские куры считают, что на пальце должно сверкать колесо с камнем подобно уличному фонарю. Я поняла.

— От души желаю тебе удачи, моя дорогая, — прикладываю к сердцу лапки и моргаю так часто, что готова взлететь. Говорю себе браво, потому что сегодня перемахнула через очередной предел. Держусь, как Муций Сцевола. — Кстати… Может тебе сиськи новые вшить? Говорят помогает.

Наконец, Завадская срывается и замахивается. Ах, какая ошибка. Она слишком сильно бросается вперед, а я слишком быстро отхожу в сторону. Бах! Облако из дизайнерского платья взметывается вверх. Любуюсь брыкающейся поверженной любовницей мужа. Дикая мысль стегает меня по загривку. Я упьюсь детской местью до самого дна. Ненавижу Завадскую. Ненавижу.

Шаг назад. Ваза наклоняется.

Прямо в лицо тонкой струйкой лью воду. Маргарита начинает визжать. С удовольствием наблюдаю, как растекается макияж по наглой бесстыдной морде. Хм, а на тушь бабешка зажала водостойкую. Вытирает глаза, размазывая черноту сильнее. Истеричный смешок вырывается вновь. Наклоняю вазу и доливаю остатки.

— Наигралась?

Подпрыгиваю от голоса Давида. Его услышать ожидала меньше всего.

— Посмотри, что она натворила! — рыдания поверженной любовницы приводят меня в искренне недоумение.

Ведь только что готова была мне череп раскроить и уже несчастной жертвой прикидывается. Барский рывком ставит на ноги любовницу. Она пытается примостится на мужественное плечо в надежде найти сочувствие и как следует нажаловаться, но он не позволяет. Шепнув пару слов, отстраняет от себя. Маргарита смертельно бледнеет. Закусив губы, молча подбирает платье и скрывается из вида. Интересно, что же произошло, но мне никто не скажет.

— Дина, наигралась спрашиваю?

— Ты о чем?

В глазах Давы сверкает неподдельный интерес. Впервые за все время что вместе, он реагирует открыто.

— Не знал, что ты кровожадная и умеешь мастерски бить в ответ.

Усмехаюсь про себя. Да уж. Комплимент сомнительный.

— Не тебя.

— А жаль?

— Жаль, Давид. Завадская пыль. Ударить тебя было бы гораздо приятнее.

Он распахивает пиджак, показывая идеальное тело, скрытое дорогущей рубашкой. Брючный ремень двигается в такт шагам. Подходя, раскидывает руки в стороны. Подставляется, нагибается ниже.

— Бей.

Немного теряюсь. Но мне хочется. Только сейчас понимаю как я зла. Осознаю, как ситуация сильно подкосила. Разочарованная злость постоянный мой спутник. Понимаю, договор нужно выполнить, соблюсти условия, но разве в эту минуту не дает ли Барский карт-бланш? У всяких самых строгих правил есть исключения. Это значит…

Размахиваюсь и хлестко бью по идеально небритой щеке мужа. Вкладываю все, что мучило долгое время. Всю потерянность, всю обиду. Вкладываю злость от бесконечных измен, от бессонных ночей. Как только отнимаю ладонь, вижу, как отшатывается от удара Давид.

Он неосознанно растирает огненный след на мгновенно краснеющей коже. Он зол и ошарашен. В глазах сверкает гневное удивление. Явно не ожидал, что так вложусь. Я и сама не поняла откуда силы взялись.

— Прости?

Помимо воли вырывается. Во мне еще живо воспитание. Если я причинила беспокойство, то обязательно извинюсь. Но как видите, воспитание уже со знаком вопроса.

— А ты дикарка оказывается. Необузданная, — продолжает тереть кожу. Взгляд его задумчив и рассеян. — Да, Дин?

Глава 10

Я ждал знатной пощечины, но не хук слева. Занятно. Дина радует все больше. Она оказывается живая.

Долгое время предпочитал не замечать, что жена эмоционально забита. До скрипа зубов бесила вышколенность рабыни и желание угодить. Неужели так подействовал намек на свободу. Скорее всего. Птичка хочет вырваться из золотой клетки. Я отпущу. Как только дела с папашами неумными решу, так пусть летит.

— Ты оказывается дикарка, да Дина?

Она сверкает глазищами и ядовито ухмыляется.

Складываю руки на груди, с интересом вниманию колоссальным изменениям. Твою ж мать, какая она вдруг стала. Нет, я не плыву и не мажусь, но реально трансформация жены вдруг захватывает.

— Хочешь поужинать?

Внезапно предлагаю ей. Сам немного ошизеваю от предложения, но как говорится из песни слов не выбросишь. Уже вылетело.

Все просто и легко объяснить. Хочу видеть