встретил слуга. Учтиво раскланялся и, пройдя с ним несколько десятков шагов, сдал на руки другому слуге внутренних покоев – постельничему. А уже тот, на правах ближнего слуги, провел в кабинет хозяина.

Александр Никитич в преддверии гостя занимался сугубо мужским делом – чистил пистоли, которых у него было аж шесть штук! Богатый князь, – опять позавидовал Дмитрий. В это время даже паршивенькие огнестрелы стоили несколько рублей, а уж импортные (западные) шли по весу золота. Поэтому единственное занятие с огнестрельным оружием, которое мог позволить себе Дмитрий, – любоваться на торге выставленными пистолетами, фузеями и пищалями.

– А вот и ты, – радушно встретил его князь, – а я уже не чаял, думал не придешь.

– На смотре задержали, – с заминкой оправдался Дмитрий. Не на пробки же ссылаться, их еще, как минимум, два века в Москве не будет.

– Да, – протянул князь, – слышал, царь собирается со шведами воевать. Неразумно. Враг уж больно сильный. Ваш полк тоже под Нарву отправляют?

– Отправляют, – подтвердил Дмитрий. Он хотел углубиться в военную тему, но в это время в дверь негромко поскреблись.

Князь еле заметно поморщился, но неожиданно мягко сказал:

– Войди, голубушка. Мы тут пока разговариваем.

Дверь тихо отворилась. Сразу стала понятна мягкость и доброта хозяина. На пороге показалась его дочь, нарочито скромная и тихая, и только изредка бросаемые искрометные взгляды на мужчин показывали, что это маска, надетая в честь гостя. А под ней находится такой яркий пламень и жар вулкана, который легко сжигал неосторожных мошек. Или мужчин типа данного сына боярского.

Дмитрию одного такого взгляда хватило, чтобы он снова «поплыл», как после удара боксера-тяжеловеса. Какая уж там теперь война, на скамье бы усадить, на которую посадил его гостеприимный хозяин.

Хилков, конечно, увидел эту пантомиму. И как он не был добр, но подобная вольность незамужней дочери с незнакомым мужчиной – небогатого, не знатного сына боярского, которого она только вчера, м-гм, увидела, его все же возмутила.

– Дарья, – произнес он с нажимом на пару тонов ниже, строго глядя на нее.

– А я, тятенька, вам квасу принесла, – с придыханием произнесла девушка. Такой тембр и тон представительницы женского пола пускают в ход, когда надо показать, мол, какая я белая и пушистая, маленький котеночек, который просится к вам на руки, обогреть и приголубить.

Устоять здесь может только твердокаменный мужчина-неандерталец, видевший в каждой женщине полтораста фунтов костей и мяса. Князь таковым не был.

– Давай квасу, – мягче сказал Александр Никитич, собираясь добавить, что после этого дочерь можно уйти, но Даша, чувствуя, что выбрала правильный тон, а железо ковать надо, пока оно горячо, умильно затараторила:

– И пирогов велела принести. Твои любимые, одни с лесной малиной, другие с садовой земляникой.

– Обедать скоро, – напомнил князь, окончательно сдаваясь.

– У-у, что вам, мужчинам, будет. Перед трапезой немного перекусить и не заметите. Я сейчас.

Она выскочила из кабинета. Слышно было, как командует и пушит слуг, готовясь к небольшой трапезе перед основной, на которой она себе место уже резервировала.

– Последняя моя, – с родительской гордостью сказал князь, – вся в Хилковых.

Он немного помолчал, с горечью добавил:

– Три сына было и дочь, не считая тех, кто умер в младенчестве. Двое погибли в сражениях, одного сожрала лихорадка. Никто и ожениться не смог. Осталась вот последыш и тоже без детей.

Влетела дочь, торопя слуг для небольшой заедки. Сама расставила две изящно украшенные серебряные чаши с позолотой, придвинула к мужчинам два золотых кубка. Налила квас. Под этим предлогом, несмотря на жесткие нравы того времени, трижды сумела коснуться Дмитрия. Оба при этом содрогались, словно попадали по разряд электрического тока.

При виде такой картины князю Хилкову хватило твердости набраться решимости и вытеснить активную дочь из кабинета под предлогом переодеться к ужину. Но остаться мужчинам вдвоем все равно на долго не удалось – позвали на ужин.

Это было даже к лучшему. Дмитрий все это время провел, как во сне. Не чувствовал вкуса ни кваса, ни пирогов, спросите, что ел-пил, не скажет. Ох уж эти женщины, веревки они вьют из сильного пола.

А вот князю явно хотелось поговорить, но он сдержался. И ужинать пора, и ругаться со спасителем единственной дочери, которого сам же и пригласил, не хотелось. Вместо этого он, после того, как поели пирогов с квасом, хлопнул в ладони и пригласил в большую трапезную, где уже было много людей – гостей, бедных приживалок-родственников, слуг.

Здесь все уже было продумано и режиссировано молодой хозяйкой и подкорректировано на всякий случай осторожным князем.

Дмитрия торжественно под руки отвели на почетное место и окружили массой мужчин, через строй которых прорваться было невозможно. Даша было здесь же, но далеко, на женской стороне. Управлять всем этим довольно сложным процессом она позволила престарелым тетушкам, а сама скромно сидела на самом видно месте, великодушно позволив любоваться собой.

Она была чудо, как хороша. Не верьте карикатурным образам допетровской моды, сделанным в угоду западникам. Дмитрий аж покрутил ворот кафтана, до того она была хороша. Косметика, конечно же, была естественной – свекла, сажа, морковь, но как привлекательно она была уложена тоненькими линиями и рассчитано-невнятными тенями.

Одетая в белое польское платье, расчетливо украшенная несколькими золотыми украшениями, она не давала мужчинам никаких шансов. Пышно взбитые волосы были, по канонам тех лет, прикрыты платочком. При чем так, что они скорее больше открывали, чем скрывали.

Князь Александр Никитич, увидев свою дочь так разодетой, вопреки обычаю, хлопнул большую чарку водки. Вообще-то он не был большим любителем спиртного и предпочитал за ужином бокал некрепкого фряжского вина. Но раз родная дочь такое откаблучивает…

Дмитрий также не собирался останавливаться. В этом средневековом обществе, где социальные перегородки сильнее железобетонных, им никогда не сблизиться. И ничего, что оба они дворяне, зато он на самом низу, а она – вверху, представляя цвет общества. Лучше нажраться в обоих смыслах. И наесться от пуза, и напиться до посинения.

Хозяин усадьбы словно прочитал его мысли, показав, каким может быть московское изобильное гостеприимство. Огромное количество мясных и рыбных блюд, закусок, водок разных сортов и крепостей, вина и пиво. Пей и ешь, ничего не спрашивая!

Пока угощались, князь Хилков припомнил, по какому поводу был приглашен этот бравый молодец. Ему подарили дорогую саблю и такой же роскошный пистолет, все – из личной коллекции князя. В золоте и в каменьях, подороже, чем все его поместье. При этом приглашали чаще бывать, не забывая, хотя Дмитрий понимал, что это пьяные вопли, а, протрезвев, его не пустят дальше помещений слуг.