Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перед сценой и с каждой стороны от зрительских кресел стояли цветы.
— Какая прелесть! — воскликнула, увидев их, Карина.
— Я так и знал, что они вам понравятся. Молодчина герцог. Не забыл, что все мои исполнительницы носят имена цветов. Помните, вы тоже цветок. А теперь садитесь и попробуйте сыграть. Света достаточно?
— Да, мне больше и не надо. Я люблю полумрак.
Играть было легко. Маска ей не мешала. Ноты было хорошо видно. Берти наблюдал за ней с улыбкой, не скрывая своего удовольствия. Заметив его взгляд, Карина невольно рассмеялась.
Их прервала одна из девушек. Она влетела в зал и стала умолять Берти пойти с ней наверх и решить одну небольшую проблему.
— Идите, — сказала Карина. — Я еще побуду здесь. Хочу почувствовать инструмент.
Берти ушел, и Карина погрузилась в музыку, выбирая наиболее трудные вещи. Рояль был великолепный, лучший из тех, на которых ей доводилось играть. Карина играла с наслаждением, стараясь как можно больше продлить удовольствие.
Она не могла бы точно вспомнить, когда почувствовала, что кто-то за ней наблюдает. Ей показалось, что этот мужчина все время тихо стоял в зале. Именно его молчание встревожило Карину. Он неподвижно стоял в темном дверном проеме и в упор смотрел на нее.
Карина играла тихую, навевающую грезы пьесу Шопена, исполненную тоски и меланхолии. Только когда она закончила, мужчина направился к ней.
— Это было прекрасно, — спокойно сказал он.
На вид ему было лет тридцать с небольшим. Высокий, сильный, темноволосый. Больше она ничего не рассмотрела при неярком свете.
— Благодарю вас, — ответила Карина.
— Сыграйте еще что-нибудь.
Это был приказ, но странным образом он прозвучал как мольба. Карина стала играть еще одну, очень грустную пьесу Шопена. Пока она играла, мужчина подошел и остановился рядом с ней.
Отзвучала последняя нота.
— Еще что-нибудь сыграть? — спросила Карина очень тихо, словно боясь нарушить очарование момента.
— Нет, это было прекрасно. Более печальной музыки я еще никогда не слышал.
— Когда Шопен написал эту пьесу, он сказал, что представлял себе человека, который глядит на старый дом, где когда-то был счастлив.
— Да, это так, — подхватил он. — Счастье ушло навсегда. Остались только пустота и одиночество.
Что-то в его голосе побудило ее спросить:
— Вы говорите о своем счастье?
— Нет. Это трудно объяснить. У меня никогда не было настоящего счастья, только удовольствия. А это не одно и то же. И того, что было, никто у меня не отнимал. Просто оно как бы блекло и становилось бессмысленным.
— Но это же печальнее всего, — отозвалась Карина. — Потерять счастье, так по-настоящему и не испытав его!
Он подошел ближе.
— Как интересно вы говорите!
Карина взглянула на него и улыбнулась. Но улыбка тут же замерла на ее губах. Она заморгала и взглянула еще раз, думая, что ошиблась. Однако ошибки быть не могло — это был лорд Торнхилл.
С возрастом он стал немного плотнее, черты лица обозначились резче. Но она узнала его темные, беспокойно горящие глаза. А на щеке был шрам, в том самом месте, где его задела пуля. Без сомнения, это был тот молодой человек, который когда-то давно едва не умер у нее на руках.
Карина чуть не вскрикнула от радости. Первым ее побуждением было рассказать ему, кто она такая. Но девушка сдержалась. Она здесь актриса, женщина, недостойная истинного уважения, та, с кем мужчина может позволить себе вольности. Карина вспомнила слова, произнесенные им в тот вечер: «Я всегда буду помнить вас только так... моя любимая». Он обещал сохранить ее в памяти как что-то святое и, возможно, сдержал свое слово. Если это так, то ей ни в коем случае нельзя разрушить свой образ в его памяти.
По его лицу не было видно, что он тоже узнал ее. Карина вспомнила: маска достаточно хорошо скрывает ее лицо.
— Как вас зовут? — спросил он.
— Ирис.
— У вас нет другого имени?
Карина покачала головой.
— Почему вы в маске? О, я понял. Вы, наверное, одна из артисток. У Берти все артистки носят имена цветов. Видимо, по какой-то причине я вас раньше никогда не видел.
— Может быть, и видели, — задумчиво сказала Карина. Это было опрометчиво с ее стороны, но она не смогла удержаться и решилась чуть-чуть рискнуть.
— Нет, я бы вас сразу узнал. Другие девушки могут воображать себя красавицами, но вы действительно красавица.
— Откуда вы можете это знать?
— Я вижу ваши губы. Они прелестны и когда вы спокойны, и когда улыбаетесь. Я никогда не видел губ, которые мне хотелось бы поцеловать больше, чем ваши.
Ни один мужчина никогда не говорил Карине подобных вещей, и в первый момент она была шокирована. Но потом подумала, что все в порядке. Никто не знает, кто она на самом деле. Она даже может позволить себе немного развлечься.
— Вы так добры, сэр, — сказала Карина, снова пробежав пальцами по клавишам.
— Почему вы не смотрите на меня?
— Это необязательно. Я и так вас слышу.
— Вы затеваете игру со мной. Вам ведь прекрасно известно, что, как только вы взглянете на меня, я вас поцелую.
- Попробуйте.
— Хотите сказать, что не разрешите мне вас поцеловать?
Карина знала, что сейчас ей следует проявить девичье жеманство и убежать. Вместо этого она искоса посмотрела на него и с таинственной улыбкой сказала:
— Я еще не решила. Быть может, вы мне не подходите.
— Вы очень несправедливы. Ничего обо мне не зная, вы уже настроены против меня.
— О, я кое-что о вас знаю. Знаю, что вы нехороший человек.
— Почему, черт возьми, вам пришла в голову такая мысль?
— Потому что вы гость герцога, а все знают, что он нехороший человек.
С наигранной веселостью он поднял одну бровь.
— Ну-ну, интересно бы послушать. В чем же, собственно, обвиняют его светлость?
— У него шокирующая репутация, — осторожно сказала Карина.
— Из-за чего же?
— Из-за того, что... Из-за того, что происходит у него в замке. — Карина была уже не рада, что завела этот разговор. — Оргии и... и тому подобное.
— Так вы считаете, что в этом можно обвинить и меня? Хорошо, я согласен, что мое пребывание здесь можно истолковать именно так. Вы говорите, что герцог — ужасный тип, погрязший в разврате. Какое счастье, что его самые мерзкие деяния еще не стали достоянием гласности.
— Правда? — спросила Карина, глядя на него в прорези маски.