— Сам так решил? Ты же специалист по юнцам.

— Я в красоте разбираюсь! — обиделся Дэн, но тут же перешел на заискивающий тон: — Телка клеевая, в самом соку.

— Лады. Мы порезвимся. Правда, брат? — На заднем плане эхом заржал Моня.

Дэн знал, что мало похожие друг на друга Кабан и Моня на самом деле, известные в Верхневольске родные братья Саша и Дима Ручкины. Пьющая мать нагуляла их от разных мужиков. Старший Кабан прошел тюремные «университеты», там не облажался, и Савчук забрал земляков под свое крылышко в Москву.

— Когда передашь, телку? — спросил Кабан.

— Да хоть сегодня. Надо подъехать после восьми вечера с заднего двора. Девчонка будет там. Ее зовут Марина Андреева, откликается на Марго.

— Телка в теме?

— Была бы в теме, заранее не сплавлял. Пару деньков ее у себя подержите, а я пока паренька приготовлю. Потом обоих переправите в Москву.

— Подержим за все места, если девка стоящая. В прошлый раз ты такую мымру подсунул. Без ноги, да еще, дрянь, кусается. Пришлось ей зубки проредить.

— Марго фэйс не трогайте. Зачем товар портить.

— Как получится, Голубок. Если с нами нежно — на кой нам грубить.

Дэн замялся:

— Есть маленькая просьба.

— Чего еще?

— Пустяки. Для вас — раз плюнуть.

— Ты не финти, излагай.

— Парнишка попался упертый.

Дэн посмотрел на кусты, за которыми скрылся взбрыкнувший Соломатин, и объяснил, что требуется с ним сделать.

Рыженькая Атя упрямо хромает на трех лапах и повсюду тычет любопытную мордочку. Отлеживаться в коробке котенку надоело.

— А кость у нее срастется? — спрашиваю я.

— Должна, — отвечает Марго с некоторым сомнением.

Девушка идет впереди. Я вращаю колеса инвалидной коляски и наблюдаю, как бронзовая кожа ее ног то и дело касается края юбки. Сколько же томящей красоты в простых движениях.

— А как твои ноги? — Марго оборачивается.

Я в смущении перевожу взгляд на свои колени. Я только что протопал за кустами несколько кругов и с гордостью ощущаю теплую ломоту в бедрах. Еще неделю назад это казалось несбыточным счастьем, а сейчас я мечтаю бежать за смеющейся девушкой по луговой траве, как в фильмах про любовь.

Котенок издает жалобный писк. Марго подхватывает Атю, свалившуюся в канаву. Благодарная мордочка жмурит глазенки и ластится к ее груди. Эх, мне бы так! Как я завидую несмышленому животному.

— Показать бы ее ветеринару, — вздыхает девушка, гладит Атю по шерстке и чмокает в носик.

О, боже! Теперь я готов поменяться с котенком судьбой.

В наш тихий мир врывается рокот двигателя, с дороги сворачивает большой черный джип. Машина нагло расталкивает вечерние сумерки и неожиданно останавливается рядом с нами. Хлопают дверцы. По бокам джипа вырастают две фигуры в черных футболках и кожаных куртках. Один высокий жирный увалень, другой кряжистый крепыш с мышцами вместо шеи.

— Опаньки! Вроде про них болтал Голубок, — лениво изучает нас крепыш с лицом, похожим на помятое ведро. Ему около тридцати. Его пустые глазки над сломанным носом упираются в меня.

— Ничего киска, — сплевывает жирный, рассматривая отнюдь не котенка, а Марго. Он моложе напарника, улыбается слюнявыми губками и вежливо интересуется: — Марина Андреева?

Мечты наших малолеток начинаются именно с этого. Подъезжает добрый дяденька на дорогой машине, зовет ребенка по имени и говорит: «Я твой отец. Прости, что раньше не мог приехать». Это в детдома к памперсникам заглядывают усыновители с конфетами, а к нам школу-интернат для инвалидов фиг кто пожалует. Разве что заблудший папаша. Марго даже подалась навстречу приоткрытым стеклам автомобиля, но тут же остановилась. Во-первых, перед нами стояли молодые мордовороты, а во-вторых, она помнит, что ее папашу алкаша упекли в тюрягу за постоянные избиения жены и дочерей.

«Помятое ведро» уловил ее первую реакцию и качнул ладонью высокому:

— Пакуй телку. А я пацана обработаю, как Голубок просил.

Осклабившийся увалень с явным удовольствием грабастает Марго и тащит в машину. Котенок шлепается на асфальт и пищит от боли. Марго брыкается, отбивается и сыпет ругательствами.

— Заткни ее, Моня! — раздраженно приказывает крепыш.

Высокий по имени Моня накрывает толстой лапой рот девушки. Не тут-то было! Марго впивается в него зубами, Моня взвизгивает и жалуется старшему:

— Кабан, она меня укусила!

— Что ты цацкаешься! — Кабан накручивает на кулак девичьи волосы и пригибает Марго к земле. — Тащи скотч, лепи пасть и клешню.

Нет! Хрен вам!

Я что-то кричу и разгоняю коляску, метя в толстые бедра Кабана. Попадаю колесом. Тому хоть бы хны. Он отталкивает меня и заклеивает Марго рот.

— Займись калекой, Моня!

Я снова хочу ударить коляской, но меня перехватывают длинные руки. Моня бурчит под нос, словно вспоминает инструкцию: «Переломать ноги, но не портить фейс». Он оценивающе смотрит на мои ножки-палочки, хмурится от непонимания. «Зачем калечить калеку? Это не по понятиям», — слышу я. Моня поднимает правую ногу, и огромный ботинок толстой подошвой обрушивается на мою коляску. Я отлетаю, опрокидываюсь и скатываюсь в канаву. Сверху шлепается груда железа, еще недавно служившая мне единственным средством передвижения.

От страха я не понимаю, что происходит. Почему они упомянули Дэна Голубева? Куда тащат Марго?

— Оставьте ее! — кричу я.

Кабан даже не оборачивается. Моня ухмыляется и помогает ему запихнуть девушку в машину. Марго отчаянно сопротивляется. Ей залепили рот, примотали к телу здоровую руку, но она продолжает брыкаться. Я выползаю на обочину, проклиная собственное бессилие. Раздается какой-то особенно злой удар. Марго затихает, и я слышу лишь сопение и ругань бандитов.

— Сегодня мы на ней за всё отыграемся, — решает Кабан.

— Кинем на пальцах, кто первый? — предлагает Моня.

— Остынь, братан, вместе начнем. Поимеем во все дырки, — обещает Кабан, садясь за руль.

Хлопает дверца, урчит двигатель. Сейчас они увезут Марину, она исчезнет из моей жизни и достанется похотливым ублюдкам! Ни за что! Я не хочу, чтобы это произошло! Я не допущу этого!

Тяжелый автомобиль трогается и начинает разворачиваться. Над опущенными стеклами видны ухмыляющиеся рожи. Я сверлю взглядом их затылки и чувствую, как вскипает ненависть. Сознание формирует податливые копии бандитов. Огненный шарик в голове накидывается на их глиняные образы и превращает в керамические фигурки.

Застыньте!

Машина, делая разворот, не вписывается в узкую дорогу и ухает передними колесами в канаву. Двигатель глохнет. Я стою на четвереньках и жду появления мощных озлобленных противников. Но в салоне автомобиля лишь глухо бумкает шансон.