Молчун заглядывает в мои глаза, меняется в лице, роняет бутылку и пятится к выходу. Хлопает дверь. Хруст гравия между толчками ног становится чаще, пока не затихает вдали. На полу остаются два обездвиженных тела.

Вот это да! Неужели я победил!

Марина испуганно осматривается. Ее лицо мокро от слез. Культей руки она прикрывает голую грудь, пока здоровые пальцы пытаются соединить обрывки, оставшиеся от трусиков. Бесполезно. Ее колотит крупная дрожь. Она встает и лупит ногами по лежащему насильнику. Ей становится легче, а я впервые вижу пушок на женском лобке, и мне кажется, что полная нагота проигрывает недоговоренности одежды.

Моя рука тянется за брошенной бутылкой водки. Я глотаю обжигающую жидкость. Алкоголь, как гвоздь, прошивает язык насквозь. Ух! Я первый раз пью водку. Алкоголь растапливает ледяной холод, пришедший на смену огню ненависти.

Пока Марина одевается, я опустошаю остатки в бутылке. Она садится рядом и плачет, уткнув голову мне в плечо и прижимая котенка. Иногда сквозь всхлипы я слышу: «Паша, если бы не ты…»

О господи, сколько же слез у девчонок!

А потом меня тошнит. Марго вновь превращается в сильную девушку и зудит что-то о вреде пьянства. Она помогает мне выйти, находит на стройке кран и сует мою раскалывающуюся черепушку под струю ледяной воды.

Ух, это что-то!

Охладившись, я жадно припадаю к ржавому крану. Вода наполняет дергающийся желудок, и меня опять выворачивает. Однако становится ощутимо легче. Вскоре мы брызгаемся и смеемся в первых лучах восходящего солнца.

Начинается второй день нашей новой самостоятельной жизни. Продолжился он ограблением магазина.

Мы протискиваемся сквозь дыру в заборе и выбираемся на улицу. Перешагивая через канаву, я наступаю на бутылочный осколок и матерюсь от режущей боли.

— Солома, язык попридержи! — возмущается Марго.

— Тапки потерял.

Я рассматриваю порез на ступне, морщусь от досады. Кроме дырявых носков на моих ногах нет ничего. В интернате мне не полагалась обувь. Только тапки — летом обычные, зимой войлочные. К чему лишние траты, если парализованные ноги-палки вечно покоятся на подножке инвалидного кресла.

— Да-а, мы влипли, — вздыхает Марго.

Она с кислым выражением лица поправляет клок разорванной футболки. Лохматый треугольник, величиной с ее ладошку, не хочет торчать вверх и сваливается, обнажая дивное плечо. Уныние на лице девушки царит недолго, она сводит брови и изучает мои ноги.

— Какой у тебя размер?

Я пожимаю плечами, с таким же успехом можно спросить собаку о вкусе морковки. Не дождавшись ответа, Марина обламывает куст, требует наступить на ветку, и укорачивает ее по размеру моей ступни.

— За мной! — в ее глазах какая-то цель, и она как умная ракета, вырвавшаяся со старта, обязательно ее накроет.

Мы едем в автобусе. Пассажиры узнают в нас интернатских и сторонятся. Наружная детвора разглядывает рваную одежду и босые ноги с брезгливым интересом. А нам с ярлыками ЧОВ по барабану правильные манеры и чье-то неудобство. Нас не волнуют тарифы ЖКХ и курс доллара. Когда проблема опорожниться в туалете, всё остальное мелочи, поверьте.

Мы сходим около магазина «Одежда — обувь». Я вспоминаю про деньги, которые Марго тиснула у бандитов и одобряю ее намерение. Но Марго меня удивляет:

— Иди к вокзалу и жди меня там. — Она передает мне котенка и, пресекая возражения, веско добавляет. — В магазин я пойду одна. Так будет лучше.

Я долго пялюсь на закрывшиеся за ней стеклянные двери. В житейских делах Марго дока, это факт. Но почему мне нельзя в магазин, и на кой нам вокзал? Ответ не заставляет себя ждать. Я слышу крик.

Ну, ни фига себе!

Из распахнутой двери выскакивает Марго, прижимая единственной рукой ворох одежды. Она проносится мимо меня, отгоняя меня взглядом, а сзади грузно топает нерасторопный охранник. Рвущиеся из его глотки ругательства мешают дыханию, а правильное дыхание — это главное в беге. Он отстает. Марго прыгает через кусты и скрывается за домом. Запыхавшийся охранник подбирает упавшую кроссовку и плетется обратно.

Я злой, как черт, но делать нечего, и я тащусь на вокзал. Марго уже там. И как выглядит!

Она в обтягивающих голубых джинсах, приталенной майке и модной курточке. Всё новенькое, на пустом рукаве нитка от этикетки болтается. Не сомневаюсь, что и о нижнем белье она позаботилась.

Марго сияет и кокетничает:

— Ну, как тебе?

— Ты с ума сошла!

Марго виновато улыбается и протягивает мне единственную кроссовку.

— Прости, уронила.

Я в бешенстве.

— Зачем ты украла?!

— Остынь, Солома. Мне что, на витрины облизываться?

— Тебя могли схватить!

— А для чего я бегаю?

— Ты говорила про паролимпийские игры.

— Это когда еще будет. А жить надо сейчас.

— Но у тебя были деньги, Марго!

— Их я тоже украла, забыл? С твоей помощью, и ты не возражал.

— То были бандиты, а в магазине…

— Да какая разница! Есть я и ты — и есть все остальные! Как общество к нам, так и мы к нему! На нас напали, порвали одежду, меня лапали грязные ублюдки, и после этого я не имею права получить компенсацию?

— Если так будут действовать все…

— Мне наплевать на всех! И знаешь почему? Потому что всем вокруг наплевать на меня! — Она оборачивается и кричит прохожим: — Эй, вы! Моя жизнь — дерьмо, я брошусь под поезд! Помогите!

Прохожие шарахаются от нас.

— Вот видишь, — успокаивается Марго. — Нам никто не поможет.

Я насупился и молчу.

— Захотел вернуться к Дэну? — ехидничает Марго. — Катись! Он тебя заждался! Думаешь, я не знаю про его делишки? Он совращает мальчишек. И меня хотел продать, сука! А ведь Дэн еще не самый плохой. Он из тех, кто хоть что-то для нас делает, предлагает варианты. Иди! Может тебя устроят его сладкие перспективы.

Марго бросает мне под ноги кроссовку и забирает Атю. Она уходит и садится на дальнюю скамейку. Ее губы что-то шепчут рыжему котенку. Наверное, бездомный котенок со сломанной лапкой одобряет ее слова.

Я пинаю кроссовку. Получается неумело, сто лет не играл в футбол. Ноги гудят, я сажусь на скамейку. Меня и Марго разделяют сорок ее шагов и сто сорок моих, десять секунд ее бега и пара минут моего ковыляния. А что еще? Она целеустремленна, и действует, как думает. Я думаю точно также, но затеняю реальность верой во что-то светлое и благородное. Но вера удел слабых, а Марго хочет быть сильной. Сильнее полноценных с двумя ногами и руками, сильнее сверстников с мамой и папой, сильнее богатеньких в дорогих автомобилях. Для этого она заменила зыбкую веру сильной волей.