Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Помню, как с пацанами резались по вечерам в «Танчики», Super Contra и Castlevania… сигаретный дым стоял коромыслом, дешёвое пиво лилось рекой. Старшие классы, да… отец мне позволял слишком многое, если уж совсем честно. Кажется, у него просто руки опустились — от всего сразу: и от неудач в личной жизни, и от происходящего вокруг, в стране.
Табаком в комнате до сих пор пованивало, а белые обои, которыми был оклеен потолок, неэстетично пожелтели.
Я вздохнул и поднялся с кровати. Сделал небольшую разминку. Потом пошёл мыться в ванную.
Посмотрел на себя в зеркало. Совершенно детское лицо с едва наметившейся щетиной и тощее, даже тщедушное тело. Блин, и как вообще во мне душа держится? Как меня ветром не сносило?
С этим тоже надо будет что-то делать — приводить себя в нормальную форму.
Кстати, после вчерашнего борща и здорового сна желание сделать затяжку уже не так сильно донимало. Может, и правда эта зараза больше психологическая? Глядишь, тело за пару-тройку дней окончательно адаптируется к отсутствию никотина и можно будет нормально жить.
Тихо, стараясь не разбудить отца, я постирал вручную «комок», после чего развесил его на лоджии в моей комнате.
Потом сделал себе яичницу на кухне и позавтракал. Заодно нарезал коту немного мяса из борща. Надо будет что-то с кормом придумывать всё-таки. Хотя бы отцу объяснить, как правильно кормить котов, так сказать, из подручных средств. А то он рыбой в рационе злоупотреблял, это я хорошо помню. Возможно, проблемы с Васькиным здоровьем крылись именно здесь.
Дальше пришло время одеваться и, надо сказать, это было очень непросто. Выбор был совсем небольшой.
Я нашёл ещё одну светлую узбекскую футболку из натурального хлопка и лёгкие льняные штаны, сшитые на манер джинсов. Вполне приличные штаны, должен сказать — хотя тогда мне казалось, что они как-то простоваты.
С обувью было сложнее всего. Были заношенные вдрызг туфли, в которых я ходил в школу, да те самые дерматиновые кроссовки, в которых я приехал. Почесав в затылке, я решил остановиться на кроссовках. Подумав немного, накинул сверху ещё клетчатую рубашку, всё-таки на улице не то, чтобы жарко — плюс семнадцать всего.
Я спустился на улицу и пешком пошёл в сторону Советской. Можно было воспользоваться автобусом, идти было не то, чтобы близко, но, во-первых, те ходили нерегулярно, во-вторых — я так и не взял у отца денег, и у меня даже пары бумажек на проезд не было. А ещё мне было интересно прогуляться по городу при дневном свете.
Перед нашим домом был огромный пустырь, на котором в течение следующих десяти лет построят ещё пять домов. Я обошёл его через дворы соседних девятиэтажек и оказался в пятом микрорайоне.
Тут был продуктовый магазин с ещё сохранившейся с советских времён вывеской. Ни о каких сетях в то время в маленьких городах не было и речи.
На тротуарах — разбитый асфальт. Ремонтом никто не занимался как минимум несколько лет, как результат бордюров почти нигде не осталось, а часть дорожек просто погрузилась в грязь, заставляя прохожих искать пути обхода через пустыри. Не в лучшем состоянии были и сами улицы — колдобины, заплатки, прорехи.
Машин во дворах было гораздо меньше и почти все, за редкими исключениями — отечественного производства: «Жигули» разных модификаций, «Москвичи», «Волги».
Через двор пятой школы я вышел к обувной фабрике. В те годы все думали, что она благополучно загнётся, как и большинство предприятий города. Однако же та не просто выжила, а создала бренд детской обуви «Котофей», который потихоньку, к концу десятых годов, стал известен по всей России.
Но сейчас здание, где будет находиться их фирменный магазин, производило удручающее впечатление. Трещины, потёки, пожелтевшие окна — готовая декорация про фильм о зомби-апокалипсисе.
На улице почти никого не было. Лишь круглосуточные ларьки работали у перекрёстка. Возле некоторых толпились личности, для которых пятничная ночь ещё не закончилась. Мимо с характерным металлическим дзиньканьем проехал старенький «Лиаз».
Опять нахлынули воспоминания. А я вдруг почувствовал себя неприятно беззащитным перед миром вокруг. Ведь всё, что у меня есть — это информация. Воспоминания о событиях, которые в этом мире только предстояли. Хватит ли этого, чтобы кардинально изменить свою жизнь? Создать рычаги влияния, которые позволят ворочать камни самой истории?..
Я вспомнил своё тщедушное отражение в зеркале и вдруг ощутил себя мелким и незначительным.
«Хватит! — одёрнул я себя, — ты — это плюс тридцать лет жизненного опыта. Это знания, о которых твоя молодая версия и мечтать не смела! Информация — это всё. Это та самая сила, которая правит миром. И у тебя она есть».
Офис Вениамина Петровича находился в историческом здании, на втором этаже. Я подошёл к подъезду и поглядел на часы. Без пяти восемь. Что ж, всё отлично — начиная такие отношения, лучше с самого начала демонстрировать точность и пунктуальность.
Внизу охранник внимательно оглядел меня и записал паспортные данные, выдав бумажный квиток-пропуск.
Тут недавно был сделан ремонт: старая мраморная лестница отполирована, перила обновлены, восстановлена лепнина на потолке.
В коридоре на втором этаже на полу был настелен паркет — похоже, старый, но недавно отциклёванный и покрытый новым лаком, который неприятно скрипел под пластмассовыми подошвами кроссовок.
Я нашёл тяжёлую деревянную дверь с табличкой: «Малиновский Вениамин Петрович, адвокат» и чуть ниже — «Московская областная коллегия адвокатов».
Никаких звонков рядом с дверью не было, поэтому я постучал три раза и стал ждать. Изнутри послышалось какое-то движение и через несколько секунд дверь открылась.
В проёме появилась эффектная блондинка с огромными грудями, которые не скрывал, а, скорее, подчёркивал чёрный деловой пиджачок и белая блузка под ним.
— Александр, верно? — улыбнулся она.
— Да, — кивнул я.
— Отлично. Вениамин Петрович вас ожидает, проходите.
Я вошёл в приёмную. На секретарском столе стоял огромный монитор с плоским экраном. Роскошь по тем временам. Тут же находился сам компьютер и большой лазерный принтер — ещё большая роскошь.
В приёмной был сделан хороший ремонт, мебель была добротной и, если бы не старая оргтехника, её вполне можно было бы принять за «предбанник» рабочего места чиновника средней руки.
Однако же в самом