— Готова, знаешь!

— Что, и в самом деле так хорош? — произнес Матвеев через паузу.

— Ага! — ничего не стала она отрицать и тут же добавила совершенно искренне и правдиво: — Вот просто как глянула на него, так сразу и втрескалась по самые уши, представляешь! Никогда не знала, где он бродит: мой мужчина. А оказалось, что и не бродит вовсе, а сиднем сидит в своем офисе.

Матвеев снова непозволительно долго молчал, то ли переваривал, то ли, прикрыв трубку ладонью, рассказывал своему ангелу, какая дура его бывшая возлюбленная. Потом все же спросил со странным вздохом:

— А как это Инга восприняла? Ну, твою готовность…

— Сказала, что убьет, — запросто так объяснила Алиса, морщась от боли в ногах: разнашивать новую обувь ей всегда бывало нелегко. — Только, говорит, что-то услышу… Малейший намек или вздох, так сразу и того…

— Значит, она поняла! Поняла, что чары ее благоверного не оставили тебя равнодушной! Нет, ну ты даешь, Соловьева! Ты просто… Просто идиотка какая-то! Как долго ты собираешься там проработать? День, два, неделю?..

— С чего это? — Боль в ступнях мешала сосредоточиться на словах Антона.

— А с того, что если тебя не уволят так сразу, то неприятностей тебе не избежать… И это в лучшем случае! — подытожил Матвеев.

— А в худшем? — переполошилась моментально Алиса, не к месту вспомнив о том, что всегда и во всем оказывается прав Антон.

— А в худшем подставят так, что… Что лучше бы тебя уволили!

И бросил трубку, гад! У нее моментально возникли вопросы к нему. Должен же он был ее по-дружески хотя бы, если других чувств никаких не осталось, предостеречь. Или набросать приблизительную схему того, что может случиться или…

А он взял и трубку бросил! Или не бросал? Или это Ангелина нажала на рычажок, устав от их беседы? Как бы там ни было, но сомнения Матвееву удалось в ее нежную душу заронить. Сомнения, опасения и что-то еще тревожное такое, от чего у нее неприятно начинало поламывать в желудке и стучать в висках.

Засыпала Алиса в тот вечер с одной-единственной надеждой: может, все и не так страшно, как намалевал ей этот негодный Антон Матвеев? Может, все и утрясется, а?..

Гнусные предсказания бывшего воздыхателя начали сбываться ближе к осени. Все лето Алиса ждала: ну вот-вот, сейчас начнется… Сейчас на нее посыпятся все возможные и невозможные неприятности. Сейчас, вот сейчас, уже почти послезавтра все самое страшное перестанет быть просто опасением и…

Ну, ничего, как ни странно, не происходило! Ничего!

Все шло нормально.

Алиса потихоньку вживалась в коллектив и даже стала ловить на себе несколько присмиревшие взгляды сотрудниц. С мужчинами тоже был полный порядок. Те моментально прониклись уверенностью, что у нее кто-то есть и что их шансы далеко в минусе. Работа перестала казаться бестолковой, и справлялась она с ней почти играючи. Сергей Иванович, побудоражив несколько бессонных ночей ее воображение, отошел к разряду недосягаемых величин. Инга присмирела, безошибочно это угадав, и они с ней даже несколько раз обедали вместе. Не нервничала больше из-за их совместных командировок. Да и Алиса перестала дергаться и даже кашу научилась готовить Сергею Ивановичу именно такую, какую он любил. Ей не пришлось бегать по утрам по гостиничным кухням.

Делалось все элементарно. В глубокую тарелку насыпались овсяные хлопья, заливались молоком, туда же немного изюма, чищеных и мелко нарезанных яблок, соль, сахар — и в микроволновку на три-четыре минуты. Кашка получалась объедение просто. Сергей Иванович хвалил. Инга потом, кстати, тоже.

Все шло просто отлично.

Но в начале сентября произошло такое!..

Утро было, как утро. В меру прохладное, в меру солнечное. Небо безоблачное, солнце сквозилось сквозь шторы, подбираясь к ее левому глазу, пробороздив огненную дорожку от подбородка по щеке.

Алиса потянулась, выпростав руки из-под одеяла. Глянула на будильник, поняла, что тот зазвонит минуты через три, и снова блаженно зажмурилась. Три минуты! Целых три у нее в запасе. Потом она встанет, примет душ, позавтракает и отправится на службу. С удовольствием причем отправится. Нравилось ей там.

Будильник зазвонил в положенное время, потом, придавленный ее ладонью, поспешно умолк. Алиса сползла с кровати и с обычным своим утренним постаныванием пошла в ванную. Приняла душ, причесала волосы. Подобрала их повыше, мудрено заколола, она теперь всегда так делала. И пошла на кухню готовить завтрак. Готовить-то особо было нечего, Алиса по утрам почти ничего никогда не ела. А тут вдруг захотелось омлета. Да еще с колбаской, и с лучком, и с тремя большими кляксами кетчупа по краю тарелки.

Все это она неторопливо приготовила. Сдвинула со сковородки омлет в тарелку, полила соусом, сложила с другого краю мелко нарезанную колбасу и начала убирать с рабочего стола скорлупу с колбасной шкуркой. Сгребла все на разделочную доску, распахнула шкаф под раковиной, где у нее находилось мусорное ведро, и замерла от неожиданности.

В самом центре помойного ведра на горке из черствых хлебных корок восседали две мыши и сосредоточенно грызли то, что Алиса бессовестно засушила в своей хлебнице. На ее появление, на полосу света, которую она впустила, открыв шкаф, мыши даже не отреагировали. Как сидели, угощаясь, так и продолжили сидеть.

Минуты полторы понаблюдав за их бесцеремонностью, она резко отпустила дверцу, шарахнув ею изо всей силы, и тут уж завизжала от души.

Она орала достаточно громко и так долго, что в дверь позвонила соседка снизу.

— Алиса! Что случилось, детка?!

Мария Ивановна трясла головой, унизанной стародавними пластмассовыми бигудями, и в страхе смотрела на девушку, держащую в руках разделочную доску с яичной скорлупой и колбасными шкурками, она же так и не выбросила мусор. Некуда было, знаете ли! Подселение у нее случилось в помойном ведре…

— Марь Иванна! Там такое!!! — Алиса махнула ослабевшей рукой в сторону кухни. — Там… там мыши!

— О господи! — Соседка снизу выдохнула с заметным облегчением и вошла, наконец, в Алисину квартиру. — А я-то уж подумала… Такой визг! Такой визг я уже не помню, когда слышала в последний раз. А я пожила, да… Покойница Тамара вторично скончалась бы от такого твоего визга.

Тамарой звали покойную бабку Алисы по отцу. Вредная была бабка и нелюдимая. С сыном общалась нечасто, о внучке и слышать ничего не желала, ожидая при рождении внука. Но квартиру неожиданно завещала Алисе и даже письмо какое-то оставила. Оно хранилось у нотариуса, и тот должен был зачитать его непременно в день Алисиной свадьбы.

Мать, услышав об очередном выверте старой карги, презрительно фыркнула. Отец смущенно почесал затылок. А Алиса тут же принялась фантазировать:

— Может, она мне сокровища какие-нибудь оставила к свадьбе, а, ма?! Может, колье какое на миллион долларов или вполмиллиона, но тоже ничего…