монастырским клиром, с настоятелем архимандритом, столетним стариком Геннадием во главе, похоронили Александра Сергеевича, в присутствии Тургенева и нас двух барышень. Уже весной, когда стало таять, распорядился Геннадий вынуть ящик и закопать его в землю уже окончательно. Склеп и все прочее устраивала сама моя мать, так любившая Пушкина, Прасковья Александровна. Никто из родных так на могиле и не был. Жена приехала только через два года, в 1839 году»[28].

Более двадцати лет Михайловское оставалось без хозяина; усадьба постепенно ветшала. Только в 1866 году здесь поселился младший сын поэта Григорий Александрович, занявшийся ее обустройством. Казалось, судьба благоволила к Михайловскому. В дни торжеств в связи со столетием со дня рождения Пушкина усадьба была выкуплена государством и вскоре стала музеем. Но революция не обошла Михайловское стороной; 3 февраля 1918 года усадьба была сожжена, как и все усадьбы округи, поскольку пронесся слух, что из Петрограда «пришла бумага» с указанием спалить все дворянские усадьбы без разбора.

Восстановили Михайловское в 1937 году к новой столетней годовщине, на этот раз смерти Пушкина. Вновь усадьба сгорела в пламени войны. По-настоящему Михайловское начало возрождаться только в 1949 году, когда пышно отмечалось 150-летие со дня рождения Пушкина. Такова — от годовщины к годовщине — его драматическая летопись.

Берново

В наши дни Берново стало центром так называемого пушкинского кольца Верхневолжья. Надо сразу же сказать, что это несправедливо. Пушкин, заезжая туда, не задерживался, а спешил в соседнюю усадьбу Малинники к своим дорогим «тригорским барышням» Осиповым-Вульфам и веселому приятелю суровых дней «михайловского заточения» Алексею Вульфу. Но история сыграла мрачную шутку. Помнившие Пушкина тверские усадьбы погибли: часть во время революции, часть в огне войны. Берново чудом сохранилось, чем и объясняется нынешний «культурный статус» этой усадьбы.

Однако и до Пушкина Берново прозвучало в русской поэзии. В 1726 году владельцем обширных земель в Старицком уезде Тверской губернии стал отставной бригадир Петр Гаврилович Вульф, сын шведского дворянина, поступившего на русскую службу при царе Федоре Алексеевиче. Сказать больше об этом человеке трудно из-за отсутствия сведений. Гораздо известнее стал его сын Иван Петрович, дослужившийся до высокого чина действительного тайного советника. Он был орловским губернатором, затем сенатором, а в последние годы жизни старицким предводителем дворянства. Уединившись под старость в Бернове, он был для крестьян добрым барином, а в глазах окрестных помещиков гостеприимным соседом не без чудачеств: он увлекался разведением птиц, особенно канареек. Об этом вспоминает его внучка знаменитая Анна Петровна Керн, в детстве прожившая в Бернове несколько лет и нежно любившая своего «бесподобного дедушку». Его женой (бабушкой Анны Керн) была Анна Федоровна Муравьева, двоюродная сестра знаменитого в то время литератора Михаила Никитича Муравьева, воспитателя цесаревича Александра Павловича. В Бернове влиятельный родственник бывал неоднократно. Вот его поэтические впечатления:

Итак, опять убежище готово, Где лености свободно льзя дышать, Под сень свою, спокойное Берново, Позволишь мне из Твери убежать. Мне кажется, что древние пенаты, Не отягчив морщинами чела, Вошедша гостя зрят. Они мне святы, Хранители прекрасного села, Где тишина не знает грозной бури, Где под вечер при пении подруг На мураве младая пляшет гури И зрителей обворожает круг. Не вижу ль в них хозяина почтенна Со скромною улыбкой на устах, Которому забава драгоценна, Пускай она и в детских суетах. Прекрасны дни, увы, одно мгновенье, Потщимся их остановить с собой. И наша жизнь — зефира дуновенье: Нет боле игр за мрачною волной.

Михаил Никитич Муравьев умер в 1807 году. Спустя несколько лет (зимой 1811 года) его вдова приезжала в Берново с двумя сыновьями Никитой и Александром — будущими декабристами. Керн вспоминает: «Они были ужасно резвы, сорвиголовы, и я их не любила за бесцеремонность обращения со мною»[29].

Анна Петровна Керн — героиня самого знаменитого романа Пушкина; и это удивительно. Ведь при более близком знакомстве моральный облик этой женщины с ее многочисленными любовными связями не может не разочаровать. Хрестоматийное стихотворение, обращенное к ней, слишком литературно и наверняка было выношено Пушкиным задолго до встречи с Керн в Тригорском. Знаменитая строка «Гений чистой красоты» — прямая цитата из стихотворения Жуковского «Лалла Рук». Всё верно, но по-прежнему воспоминания об Анне Керн навевают поэтическую дымку. Скорее всего, причина в том, что она отличалась незаурядной литературной одаренностью и оставила замечательные мемуары не только о Пушкине и Глинке, но и о блестящем окружении русских гениев.

В пушкинское время Берново уже утратило значительную часть своего очарования. Новый владелец Иван Иванович Вульф не отличался достоинствами своего отца; он был типичным помещиком российской глубинки. Его ярко характеризует Алексей Вульф в своем дневнике: «Женившись очень рано на богатой и хорошенькой девушке, нескольколетней жизнью в Петербурге расстроил свое имение. Поселившись в деревне, оставил свою жену и завел из крепостных девок гарем, в котором и прижил с дюжину детей, оставив попечение о законных своей жене. Такая жизнь сделала его совершенно чувственным, ни к чему другому не способным»[30]. Из намеков Алексея Вульфа следует, что его сластолюбивый дядя ввел в своем имении и право первой ночи.

Понятно, почему Пушкин в Бернове не чувствовал для себя уюта. Единственно, сюда его влекла дочь владельца Анна (Netty), бывшая, по всеобщему мнению, лучом света в атмосфере патриархальной дикости. Она была не только умная и образованная, но и красавица. После знакомства с ней в Тригорском Пушкин писал брату Льву 14 марта 1825 года: «Esse foemina. Вот женщина!» Netty значится в его «донжуанском списке»; он несколько раз обмолвился в письмах, что на несколько дней влюблялся в нее.

О наездах Пушкина в Берново рассказывал П. А. Бартеневу сын владельца Н. И. Вульф: «Пушкин писал свои стихотворения обыкновенно утром,