ставят небольшой столик для сотрудн*иц галереи, к которому подсаживают наименее авторитетных куратор*ок и критик*есс. Центральное место за самым важным столом занимает, конечно же, выставляющ*аяся художни*ца в сопровождении владел*ицы галереи и богатых коллекционер*ок. Как при дворе, важность персон уменьшается с каждым следующим столом – и так вплоть до тех простых смертных в углу. Вчера, во время одного из таких ужинов, мне впервые пришла в голову мысль, что подобная рассадка не только отображает иерархию в мире искусства и воспроизводит ее, но и предотвращает нежелательные знакомства и пересечения. Когда, к примеру, очень богатая коллекционерка сидит на таком ужине рядом с владелицей галереи и общается в первую очередь с ней, то другие гости уже не могут завязать с ней разговор, посоветовать ей что-то или даже продать. Выходит, принцип рассадки гостей цементирует протекционистскую систему. Критики и критикессы играют в ней маргинальную роль. Хотя в последние годы в мир искусства проникают законы культуры селебрити, и всё чаще на подобных вечерах наряду со специализированной прессой появляются и лайфстайл-журналист*ки. Люди из фешен-кругов также становятся желанными гостями. Теперь общественный порядок, установленный рассадкой, хоть и нельзя полностью опрокинуть, но можно хотя бы слегка нарушить, пересев на другое место. Поэтому во время десерта гости наконец начинают свободно передвигаться и садиться на другие места. Раньше они часами были вынуждены сидеть там, где их посадили, и были обречены на диалог с теми, кто достался им в роли собеседни*ц. Годами я сидела с пожилыми, консервативным господами, хотя меня не покидала надежда, что я могу их несколько развлечь своими провокационными замечаниями. Мой партнер, которого с трудом можно назвать частью мира искусства, в рамках этой проблематичной иерархии очень часто оказывается где-то на обочине – рядом с компьютерным дизайнером галереи или вдовой художника. Последняя, кстати, недавно демонстративно рано ушла домой, протестуя против своего маргинального положения. Осознавать скрытую иерархию рассадки довольно болезненно и неприятно. Ведь приходится сталкиваться с тем, что с точки зрения организатор*ки мероприятия ты занимаешь определенное место в этой социальной вселенной. Ты бы хотел*а сидеть где-нибудь не здесь, но тебе властно указывают твое место. И преодолеть эту иерархию со своего места кажется совершенно невозможным.

Кроссовки

Сегодня на улицах западных мегаполисов разыгрывается особый спектакль: лишь небольшое число женщин продолжает передвигаться на высоких каблуках, большинство же носят кроссовки. Интересно, что страсть к кроссовкам, как и многое в моде, возникла с легкой руки Карла Лагерфельда. После того как два года назад его модели прошли по подиуму в кроссовках (даже в комбинации с финальным свадебным платьем), произошел тот самый «эффект просачивания», последствия которого мы теперь наблюдаем. Восхождение кроссовок к фешен-единице началось с люксовых бутиков, в которых предлагались особенно дорогие модели. И продав*щицы, которые годами должны были носить каблуки, теперь ходили в кроссовках. На социально-антропологический подтекст этой моды указал сам Лагерфельд, когда заметил, что модели в кроссовках передвигаются совсем иначе и намного легче спускаются по лестницам. Вместе с этим опытом телесной свободы приходит нежелание впредь мучить себя высокими каблуками. Однако женщины, кажется, понимают, что за подвижность и удобство им приходится расплачиваться ростом. Хотя этот недостаток компенсируется слегка пружинистой походкой, которая выглядит намного привлекательнее, чем напряженное балансирование на шпильках. На определенные мероприятия – ужины и конференции – я предпочитаю надевать, как и прежде, туфли или сапоги с небольшим каблуком. Конечно, здесь я могу говорить только за себя, однако в таких ситуациях туфли на каблуке – благодаря увеличению роста – придают мне уверенности. Когда же я в будние дни отвожу дочь в школу или ношусь по делам, то всегда надеваю кроссовки. У Изабель Маран есть, кстати, модель кроссовок со встроенным «спрятанным каблуком», который решает проблему с ростом. Но, к сожалению, по форме этих несколько нелепых сникеров сразу понятно, что там спрятан каблук. На улице сейчас носят кроссовки даже те женщины, которые по утрам в строгих костюмах спешат в офис. Кажется, днем больше никто не хочет нервничать из-за высоких каблуков. Возможно, многие также узнали, что ношение каблуков способствует вальгусной деформации большого пальца. Ее можно предотвратить, отдавая предпочтение плоской и удобной обуви. Однако вряд ли самых разных женщин привлекает в кроссовках лишь один функциональный аспект. Ошеломляющий успех этой моды связан со скрытым в ней освобождающим эффектом, которого, похоже, все так ждали. Посмотрим, надолго ли с нами эта мода на удобство.

Биополитика на Ибице

На водонепроницаемом браслете, который дает скидку на посещение клуба Space, написано маленькими буквами: «Скидка будет еще больше, если вытатуировать на коже лозунг вечеринки». То есть с помощью татуировки можно стать пожизненным членом комьюнити Space и за это получить небольшую скидку. Вот она, прогрессивная биополитика: маркетинг клуба стремится проникнуть в тело и надеется на добровольное сотрудничество владельца этого тела. Цель этого действа заключается в том, чтобы еще сильнее привязать гостей вечеринок к клубу. Люди, которые сделают себе эту татуировку, обретут чувство принадлежности к сообществу. Это привилегия, которую гарантирует скидка. Однако тот, кто соглашается на подобную сделку, должен быть готов смотреть на свое тело как на актив, который на протяжении всей жизни будет принадлежать кому-то другому (в данном случае клубу).

Спирали воспоминания

На Ибице я совершенно точно почувствовала, что Марсель Пруст был прав в своих рассуждениях о памяти. На самом деле мы ничего не помним – мы, скорее, воссоздаем свое собственное прошлое, попутно идеализируя его. Однако есть память органов чувств, когда старое «я» будто стучится в окошко сознания. На Ибице моей мадленкой Пруста стал запах пыльных улиц, ведущих на пляж, который позволил мне сконтактировать с моим прежним ощущением тела и взглядом на жизнь. Благодаря ему я вновь пережила состояние безграничного расслабления, в котором я тогда пребывала после купания, ощущая соль моря на своей коже. Ощущения прежнего тела и связанное с ним чувство счастья, казавшееся навсегда утраченным, будто вновь вернулись ко мне. И когда я увидела очертания города Ибицы из окна автомобиля, прежний энтузиазм вдруг зазвучал фоном, смешавшись с моим новым «я». Я уже давно изменилась – и все-таки услышала отголосок моего старого эйфорического «я», принадлежащего Ибице. Или когда я позже оказалась на пляже возле знаменитого бара Sa Trinxa, на котором так же, как и двенадцать лет назад, в воду ведут длинные мостки с искусственным зеленым газоном. Пройти по этим мосткам – значит невольно стать мишенью для