Нарышкина как боярышня несла в себе больше головной боли, чем пользы. Ермаков в качестве союзника — тоже спорный актив, над ними слишком довлеют внешние обязательства.

Но с точки зрения личных взаимоотношений, время, проведенное на больничной койке, позволило сделать Максиму качественный прорыв в своей жизни.

Так что, входя в отчий дом, ни один из жильцов которого так и не удосужился его навестить в госпитале, Максим опирался на подаренную невестой трость и, как бы странно это ни звучало, чувствовал себя более готовым к схватке, чем когда шагал здоровыми ногами.

— Павел Андреевич ждет вас, — сообщил подскочивший слуга, и Максим, не заходя в свои комнаты, отправился в кабинет к отцу.

Чтобы получить там порцию родительской любви и поддержки.

— М-да, а я уж надеялся, что слухи верны, и Ермаков из Польши не вернется, — вместо приветствия произнес Меншиков-старший, даже не взглянув на сына.

Максим молча прошагал к гостевому креслу и без приглашения сел.

— Ну что, сынок, многого ты добился этой своей выходкой? — подняв взгляд на наследника рода, спросил Меншиков-старший. — Ходишь теперь, как немощный дед. Каково это — быть инвалидом в двадцать два?

Ни один мускул не дрогнул на лице парня.

— Вряд ли меня можно назвать инвалидом, отец, — спокойно проговорил Максим. — Восстановление хоть и займет какое-то время, но будет полным.

— Любая слабость опасна для нашего дела, — раздраженно произнес Меншиков.

Юноша поймал себя на мысли, что ему хочется поддеть отца, спросить, что же он имеет в виду, говоря «наше дело»? Но сейчас было не время лезть в бутылку. У него еще нет веса, должного количества личных связей и, самое главное, сил бороться за кресло главы рода.

Нужно подождать.

А потому Максим наклонил голову и равнодушно произнес:

— Ты был абсолютно прав, отец.

Меншиков-старший раздраженно фыркнул, но, видимо, был слишком уверен в самом лучшем своем соратнике, чтобы уловить изменение интонаций.

Когда-то Максим был самым преданным солдатом своего отца. Но время беспощадно: оно может и залечить раны, и разрушить города, и заставить посмотреть на собственную жизнь под другим углом.

Правда, в случае с Максимом причиной всего этого было не время. А одна зеленоглазая рыжая бестия, всколыхнувшая в парне давно забытое, даже, казалось бы, абсолютно утерянное желание взять свою жизнь в свои руки.

Москва, боярский особняк, Мария Нарышкина

— Слышал, Максима выписали? — как будто невзначай обронил Виктор Сергеевич Нарышкин за традиционным семейным обедом.

К этому моменту уже был утолен первый голод, и ничего не мешало начать беседу. К тому же пока глава рода нарезал мясо, у него имелось немного времени, чтобы поговорить с дочерью.

— Выписали, — подтвердила Мария, легко кивнув. — Вчера.

Такой немногословный ответ подразумевал, что девушке есть что сказать. И Виктор Сергеевич это прекрасно понял. А потому одной фразой дочери, несмотря на ее легко читаемое желание защитить свое личное пространство от посягательств отца, отделаться не удалось.

— И как он? — боярин внимательно смотрел на дочь, со скучающим видом ковырявшую салат.

Боярышня вздохнула.

— Неплохо, — ответила она, откладывая вилку и протягивая руку к бокалу. — Но, конечно, очень переживает. И, как и всякий мужчина, этого не показывает, — фыркнула Мария, прежде чем сделать глоток. — Еще идет этап восстановления. Это займет какое-то время…

— Не хочешь воспользоваться поводом и разорвать помолвку? — вкрадчиво поинтересовался Виктор Сергеевич.

— Папа! — Мария вскинула сердитый взгляд на отца.

— Надо же, уж и не надеялся, что доживу до того дня, когда моя маленькая девочка перестанет пытаться саботировать собственную свадьбу, — покачал головой боярин.

Впрочем, по одному его тону было ясно, что он говорит в шутку и на самом деле доволен таким исходом дела. Кто-то посторонний, кто не знал Виктора Сергеевича так близко, возможно, не заметил бы его истинных эмоций. Уж слишком страшной репутацией обладал Нарышкин по факту своей должности.

Но дочь отца знала прекрасно.

— Это все в прошлом, — сообщила девушка, желая поставить точку в этой теме. — Мы с Максимом пришли к взаимному пониманию.

Боярин многозначительно хмыкнул, заставив дочь вспыхнуть. Но дальше шутить он был не намерен, настало время переходить к действительно серьезному разговору. Ради которого, собственно, Виктор Сергеевич и остался на обед, а не умчался на службу.

— А теперь послушай меня, моя девочка, — произнес боярин, медленно отрезая кусок за куском от сочного стейка. — Послушай и хорошенько заруби на своем милом носике. Любое сказанное тобой слово, любая оброненная фраза имеет последствия. Ты — женщина, а значит, никогда не встанешь во главе рода или крупного бизнеса. Но ты — женщина, а значит, у тебя есть огромное влияние на мужчин. И если ты не хочешь овдоветь раньше времени, следи за языком. Безусловно, парня нужно вдохновлять на подвиги, но не на самоубийство в попытке реализовать твои амбиции. Это понятно?

От того тона, которым это было сказано, многие бы сейчас пребывали в ужасе.

— Да я не пыталась… — начала было Мария, но отец оборвал ее, не дав договорить.

— Мария, это понятно? — с нажимом переспросил боярин.

— Понятно… — тихо пробормотала девушка, вновь уткнувшись в тарелку.

Семейный обед продолжался.

Бойцовский клуб, Александр Мирный

Дни текли однообразно и тем самым были прекрасны. Опыт подсказывал, что за мирным течением будней, как правило, притаилась какая-нибудь жопа. И вот я пытался все успеть до того, как эта жопа явится на порог.

Впрочем, жопа все-таки явилась.

Правда, одетая в облегающие брюки, а не в ворох проблем.

— Чай, кофе? Вино? — спросил я Анну Румянцеву, когда девушка, скинув короткую дубленку, села напротив моего стола.

— Кофе, — озвучила свой выбор она. — И я принесла тебе бодрящие новости.

— Интригуешь, — усмехнулся я в ответ.

— Помнишь, я говорила, что это с подачи Распутина начали расходиться слухи о том, что Ермаков и Меншиков постреляли друг в друга? — уточнила Анна, взглянув на меня.

— Помню, — ответил я, пораскинув мозгами. — Ты тогда еще сказала, что у тебя нет доказательств, и я ответил, что это халтура.

Румянцева возмущенно засопела, но, надо отдать ей должное, быстро взяла себя в руки.

— В общем, я тут подумала, поговорила, поспрашивала, понаблюдала и пришла к такому выводу: Распутин-младший хочет пододвинуть Меншикова-младшего с лидерских позиций, — объявила она с таким видом, как будто произнесла некое откровение свыше.

— А смысл? — не понял я. — Они же типа непартийные.

— «Пододвинуть», Александр, не значит «занять его место», — пояснила Анна. — Можно посадить кого-то более сговорчивого и менее независимого.

— Но эти условные лидерские позиции наследуются родом, основавшим фракцию, — припомнил я. — Вряд ли у Меншикова-старшего хоть при каких условиях возникнет идея сдавать свой маленький трон.

— Может случиться такая ситуация, что это и не понадобится. Когда вся партия примыкает к другому лидеру, старый остается грустненький и не у дел, — пожала плечами Анна.

— То