Живой? — перед глазами Алексея возникло лицо Меншикова.

— Чеши давай, — процедил Ермаков. — Два шага осталось.

Бронежилет его спас, но ранение — это ранение, с ним не побегаешь от противника по буеракам.

Меншиков исчез из поля зрения, а в следующий момент Алексея вздернуло вертикально. Максим, шипя и матерясь так, что у грузчиков бы повяли уши, поволок Ермакова с собой.

— Придурок, — выдохнул Алексей, поднимая новый щит.

Толстый, ледяной, насколько хватало сил. Тащить конструкцию было невероятно тяжело, она стремительно истаивала, но ее все же оказалось достаточно, чтобы парни достигли первых деревьев и ушли с линии прямого прострела.

— От придурка слышу, — выдохнул Максим, продолжая тащить соратника за собой.

Деревья, деревья, кустарники, листва под ногами.

— Отступаем, отступаем! — орал командир в ухе, но никто из княжичей не знал, где остальные члены отряда.

Все рассеялись по лесу, спешно выполняя приказ.

— Отступаем, отступаем!

Земля под ногами резко кончилась, и оба княжича кубарем покатились на дно оврага. Алексей бы выл от боли, но адреналин работал получше любой анестезии.

— Вставай, — рыкнул Максим, а в следующее мгновение сам упал рядом, зажав ногу.

Алексей поднял голову — в стремительно сгущающихся унылых осенних сумраках на краю оврага были видны несколько силуэтов, вскидывающих оружие.

Ермаков шмальнул магией, но она разбивалась о личные блокираторы поляков. Меншиков отстреливался лежа, но не попадал.

«Какая идиотская компания для смерти», — подумал Алексей, а в следующее мгновение фигуры на краю обрыва опрокинулись назад, точно подкошенные, поломанные куклы. И затем куцый, голый подлесок осветил яркий пожар взрыва — работали маги огня в компании с тяжелым вооружением.

Наши?

Алексею казалось, что он лишь моргнул, но на самом деле парень отключился и разбудил его вопль в гарнитуре.

— Ермаков, Меншиков! Ермаков! Меншиков!

Алексей хотел вскинуть руку с сигнальным огнем, но магии не осталось, и парень лишь зло зашипел. Зато у лежащего рядом Меншикова, предпочитавшего обычное оружие, ее было в избытке. Максим вскинул кулак, послав в небо сигнальный огонь.

— Вижу, вижу… Сейчас заберем, — забормотала гарнитура с облегчением.

Время растягивалось, как тянучка, и сжималось, как пружина — вот они еще лежат в овраге, а вот уже Максиму накладывают жгут. Вот их грузят на носилки, а вот они уже трясутся в кузове с другими ранеными, которых спешно везут по проселочным буеракам в полевой госпиталь.

— Ты мне жизнь спас, — негромко произнес Ермаков, скосив глаза на Меншикова.

— Ты мне тоже, — усмехнулся тот в ответ.

— Мог бы бросить, — продолжил Алексей. — А потом сказать, что так и было.

Максим сверкнул глазами.

— Не мог. Я, может, и не твой лучший друг, но не сволочь.

— Спасибо, — Ермаков отвернулся.

— И тебе, — эхом ответил Меншиков.

Может ли слепой случай сделать из противников соратников? Изменить судьбы людей? А целой страны?

Мальчишки когда-нибудь вырастут, придут к власти, и что тогда будет — застарелая вражда или омытая кровью дружба?

Каждый сейчас думал об этом, но ни один не стал говорить этого вслух.

Москва, бар, Анна Румянцева

Надо отдать Николаю Распутину должное — ухаживать он умел. Осыпал Анну подарками, цветами, писал красивые текстовые сообщения и выводил в свет.

Впрочем, богатой ложе театра Анна предпочитала шумные бары, где Николай собирался с друзьяшками. Девушка легкомысленно хлопала ресницами, то льнула к Распутину, то равнодушно потягивала коктейль. Но что бы они ни делала, неизменным было одно — Анна не переставала слушать.

Слушала, слушала и каждый раз восхищалась тому, как этот паршивец вертит людьми и мнением любой группы.

— Слышали, Максим Меншиков в госпитале? — ахнула одна из постоянных куколок, украшавших этот стол.

Анна сразу четко определила, кто из сидящих имеет вес и значение, а кто — массовка или украшение стола. Так вот, говорившая была просто красивая картинка, которую на этом этапе своего взросления тискал один из молчаливых и несимпатичных бояричей.

— Говорят, его спас Ермаков, представляете? — продолжала трепать языком девчонка.

— Олеся, — тоном строгого настоятеля храма проговорил Николай. — Ну что за глупые сплетни? Мы все тут взрослые, серьезные люди. И все понимаем, что Ермаков ни при каких условиях не мог бы спасти Максима.

— А вот пристрелить — мог бы, — хохотнул другой боярич.

— Ростислав! — строго одернула говорившего его спутница.

— Ну а что? — ухмыльнулся тот, после чего кивнул на Распутина-младшего. — Вон, посмотри на Никки. Он наверняка что-то знает. Знает и молчит!

— Знаю, — легко согласился Распутин.

— Расскажи, расскажи нам! — тут же загомонили остальные присутствующие.

— Правда, что Ермаков подстрелил Меншикова?

— Теперь будет война родов?

— А государь знает?

— Друзья, — оборвал словесный поток Распутин. — Вы задаете очень важные и очень серьезные вопросы. К сожалению, я не могу сказать вам то, что думаю сам. Это некорректно обсуждать за спиной у Максима.

— Ну, точно Ермаков его подстрелил! — пискнул кто-то.

Остальные закивали, возмущенно загомонили, а Анна покосилась на Распутина. Парень с лицом сытой гадюки наблюдал за происходящим и… Молчал.

Не отрицал и не подтверждал. Он просто вбросил в воздух двусмысленную фразу, и подогретая одним из гостей компания сама сшила белыми нитками то, что уже слышала.

Румянцева посмотрела на боярича, первого ляпнувшего про то, что Ермаков подстрелил Меншикова. Нужно разузнать о нем побольше. Наверняка ему есть что рассказать о Распутине.

Глава 3

Разговоры

— Вы слышали, говорят, Ермаков подстрелил Меншикова в бою!

— Да вы что⁈

— Ну, знаете, меня это нисколько не удивляет. Их рода давно в состоянии тихой вражды.

— Да-да, уже не первое поколение зуб друг на друга точат. А теперь подвернулся такой удобный случай — война все спишет…

— А я слышал, что это Меншиков подстрелил Ермакова. И в эту версию я верю больше.

— Аргументируете?

— Ну, право слово, что тут аргументировать? Ермаков — это Ермаков, сын Ермакова. А Меншиков — он кто? Максимилиан из какой семьи? Либерасты и казнокрады — такое наследие себе создали. В подобной семье ничего путного вырасти не может, помяните мое слово. Яблоко от яблони.

— Господа, вот вам задачка поинтереснее: если один стрелял в другого, почему же ранены оба? И почему тогда кто-то вообще остался жив?

— Наверное, командир разнял.

— Точно-точно! То-то их так быстро в Москву отправили, обычно в полевом госпитале держат…

— Кто там кого подстрелил, мне, честно говоря, без разницы. А вот война родов, которая теперь совершенно точно начнется, устроит на бирже настоящую истерику. Упускать этот момент никак нельзя, господа.

— И что же вы конкретно предлагаете?

— Я считаю, нужно сбыть с рук акции заведомо проигравшей стороны.

— Да-да, вы как всегда прагматичны… И стоит, наверное, закупить их продукцию, пока предприятия еще работают.

— И какая из этих сторон, уж простите, заведомо проигравшая?

— Ермаковы!

— Меншиковы!

— Уверены?

Москва, Кремль, Дмитрий Алексеевич Романов

— Нашли? — мрачно поинтересовался император у