Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Камер в кабинете не было. Потому что почти каждый день он развлекался со своей секретаршей, которая неплохо получала и даже больше, чем сам Андрей. Это раздражало, а как известно, конец приходит всему.
Он не мог понять сам, чего хочет в данный момент: убить жирного осла? забрать деньги или посмеяться над ним, а потом спокойно уйти? Можно, но разве так не скучно? Андрей точно не знал, но что-то внутри него кипело и хотелось как можно скорее это сделать. Безумие врывалось в его разум.
– Скажи, жирный осел, где справедливость в этом мире? – В ответ тишина, и в этот момент босс был похож на тупую скотину, не понимающую ничего. – Ты слышал меня или оглох? – злость снова накипала, и появилось желание пробить ручкой ему горло, пусть помучается на славу!
– Не… з… знаю, – через дрожь в голосе произнес он.
– Ах, конечно, – с улыбкой сказал Андрей, чмокнув губами перед его лицом. – Ты ведь не знаешь, потому что твоя задница в полном тепле, а вот моя нет. У меня все плохо, мягко говоря.
– Я… Я могу тебе дать столько денег, что никто не узнает, что было здесь…
– Мне насрать на твои деньги, – сделал небольшую паузу. – Они мне не очень интересны в моей жизни. Даже пусть будет так, у меня нет гарантии, что ты меня не сдашь полиции, а таким как ты верить нельзя ни в коем случае.
В голове всплыли образы прошлого, перед ним встала его болезненная жена. Рак с каждым новым днем все больше и больше забирал у нее красоту, силы, даже интеллект в каком-то роде. И желание вернуться к ней обратно в те деньки, где все было хорошо.
– Так что, как будем решать наш конфликт, босс? Ты ведь много сделок в своей жизни провел и знаешь, как надо разговаривать с людьми, или все уже, весь тот опыт в один миг пропал, как только ты оказался на волоске от смерти? Быть убитым ручкой не здорово, по секрету тебе скажу.
– Мирно разойдемся. Прошу, не убивай меня, не надо этого делать, – трусливо говорил он.
Андрей откатил кресло назад и посмотрела на его дорогие брюки за пять тысяч рублей. Появилось темное мокрое пятно, что заставило засмеяться во всю глотку. Это выглядело смешно, нелепо, но забавно.
– А ты напрудил себе в штаны, босс! – закричал через смех Андрей. – Напрудил! От страха! Обоссался! – хохот даже не собирался замолкать.
– Прошу, – снова произнес жирный осел в надежде, что все для него хорошо закончится, в надежде, что его жизнь продолжится дальше.
– Просить можно многое, но хочу я этого сам? Вот это уже другой вопрос, – другой рукой Андрей провел по мокрому противному лицу, гладя, как гладит любая мать своего ребенка. – Ты мерзок. Лучше бы ты сдох от рака, мучительно и медленно. Я над этим посмеялся бы очень здорово, понимаешь? Насрал тебе в гроб! – снова новый рассвет смеха.
Андрей не мог в этот раз остановиться, смеялся. Казалось, что он сходит с ума, возможно, оно было так, или он так давно не отрывался на полную катушку. Убрав прядь волос со лба, Андрей чмокнул своего босса в щеку.
– Какая же ты все-таки гадость, – произнес через смех, надрывая живот, словно Андрей так никогда в своей жизни не смеялся. Это было нечто хорошее, что-то новое в жизни, пришли новые ощущения, которых раньше не было. Ведь это можно считать новым началом или началом конца. – Ты думаешь, ты некий бог? Или кем ты там считаешь, а вот тебе скажу один маленький секрет, – он приблизился к его уху и стал шептать: – Ты вонючий дырявый носок, который уже давно, давно пора выкинуть в мусорное ведро, а лучше сжечь. – Это самое веселое, что происходило с ним после смерти жены – вот так надо на полную катушку уметь отрываться, не зная никаких границ.
В дверь постучали. Этот миг был коротким, но щекотливым, потому что никто не должен был видеть, а если это произойдет, пиши пропало, и тюрьма для Андрея в течение десяти лет станет родным домом. Андрей надавил ручкой еще сильнее в шею. Жирный осел уловил нужную мысль.
– Занят! – закричал он во всю глотку, это было похоже на то, когда люди кричат о помощи.
– Но, – раздался женский голос за дверью.
– Занят, что тебе непонятно? Потом!
Они оба услышали, как его дорогая любимая секретарша вздохнула и так же бесшумно ушла, как пришла.
– А ты молодец, дорогой мой. Быстро сообразил, что к чему тут у нас. Но надо заканчивать все это дело, потому что у меня своих дел полно, – Андрей замолчал, потом убрал ручку от его шеи и аккуратно, медленным движением положил обратно на стол. – Ты главное опять не намочи свои дорогие брючки, – с ехидной улыбкой сказал, стуча костяшками об голову жирного осла. – Можешь спокойно спать дальше. Ты меня уволил и все, и этого не было, – раздался в мозгу щелчок, и Андрею стало на миг страшно, что если он решит его отправить за решетку, но тут же этот страх пропал, словно его и не было.
– Да, – сухо ответил, смотря на дверь своего кабинета. – Да. Да, понял.
– Надеюсь.
Андрей ушел из кабинета как ни в чем не бывало, сунув руки в карманы и насвистывая себе мелодию.
Жирный осел еще долго сидел в кожаном кресле, приходя в себя. Для него все это было чем-то новым и не веселым, в отличие от Андрея.
В любой миг он мог пробить ему горло ручкой, и на этом все закончилось бы, но не произошло. И с каждой новой секундой ему становилось чуточку легче, что сейчас все хорошо и можно так же продолжать пить, есть, спать с женой, получать кучу денег, ничего практически не изменилось, наверное. Вот только не совсем был уверен в этом. Казалось, его мир треснул пополам.
Сидеть в мокрых брюках было не самое лучшее удовольствие, но встать он не смел, потому что боялся, вдруг он вернется обратно и забьет его насмерть каким-нибудь тупым предметом или чем-нибудь еще. Словно прирос к креслу, и осталось молиться богу, мысленно умоляя его, чтобы он больше не вернулся обратно. Никогда. После этого случая жирному ослу стало трудно уснуть. Ведь он боялся, что придет сумасшедший Андрей, как обещал.
– Твою же! – злобно, но в то же время испуганно произнес босс пустому кабинету, смотря на синюю ручку, лежавшую возле стопок документов. – Чертов псих! – жирный осел схватил ручку, которая чуть не стала предметом его смерти и со всей силы кинул в стену. Колпачок ручки вылетел, и стержень отскочил, полетел обратно в его сторону. Взгляд упал на картину, где были изображены черви. – Ты…
После этого события он поставил камеры в своем кабинете, и не одну, а целых десять штук, чтобы был виден каждый ракурс происходящего в этом месте, больше так рисковать он не мог, потому что во второй раз для него может все кончиться очень плохо. Но теперь он мог дрочить на свою секретаршу, которая так старательно у него сосала, словно это был леденец. Смотреть с разных ракурсов, как происходит и траханье в кабинете. В этом что-то было свое, уникальное.
Андрей поехал на кладбище. Снова и снова возвращался к той самой мысли, как его некогда живая жена теперь принадлежит этим мерзким противным червям, пожирающим ее плоть, копошащимся в ее органах, поедая глаза, язык, сердце, кишки, грудь, все, что от нее останется, это голый скелет. Не самое лучшее, но только об этом думал Андрей, стоя возле ее могилы. Ему хотелось увидеть, во что превратилась его жена за три с лишним месяца, но в то же время эта мысль его до самых костей пугала. На кладбище было спокойно. Нина хотела лежать здесь, быть здесь после смерти, на этом кладбище за территорией города, где нет машин, где поют свои песни птицы.