Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Собирайся, я тебе мужа нашел.
Позже Альма не раз думала – а как бы сложилось, если бы она не пошла? Можно было захлопнуть дверь, позвонить Марианне, ее мужу, вызвать или попросить кого-нибудь вызвать полицию, а потом уехать подальше – в тот же Ирбисск. Там бы отец с Пепельником до нее не дотянулись. Наверное.
Можно было что-то предпринять, но она ничего не сделала. После пристального взгляда отца, проникшего в душу и перетряхнувшего все тайные помыслы, Альма оцепенела. Сил хватало только на то, чтобы выполнять приказы. Она собрала рюкзак, уложила в него все документы. Доехала до ЗАГСа и заключила официальный брак с Пепельником. Древесным барсам не чинили препятствий в поспешной регистрации. Поощряли, зная, что их в ЗАГС калачом не заманишь.
Оттуда, будучи уже женатыми, они с Пепельником отправились к нотариусу и в банк – под присмотром отца. Альма оформила доверенность на имя мужа, позволяя ему беспрепятственно распоряжаться своими средствами. Написала заявление об увольнении, оставила в отделе кадров Фонда, и уехала на заимку покойной матери.
– У тебя дом, у него олени. Нормально заживете, – сказал отец.
Пепельник действительно пригнал на заимку приданое – небольшое стадо оленей. И привез три мешка муки. Голодная смерть им не грозила. Лес не оскудел, дарил изобилие ягод и мелкой дичи, до ягельника по-прежнему было рукой подать. Трудно было возвращаться к старому образу жизни – в городе Альма разбаловалась – но постепенно привыкла, и даже радовалась, слыша шепот лесных духов. Пепельник начал за ней ухаживать: красовался, с разбегу взбираясь на деревья, качался на ветках, осматривал дупла и призывно мурлыкал. Дарса сначала делала вид, что не замечает кота-альфу, вселившегося на участок, потом согласилась посмотреть на большое уютное дупло, оценила выбор и начала таскать туда хвойные ветки для подстилки.
Альма быстро забеременела. Родила как все древесные барсы, в отдельной постройке, без помощи врачей. Назвала дочь Здравкой, прося Линшу послать ей благополучие и здоровье, но, видимо, недостаточно хорошо молилась – они жили на заимке уже второй год, под неусыпным надзором Пепельника.
Странностей, которые она не могла себе объяснить, набралось достаточно. Пепельник ей не интересовался. Это радовало – она не хотела делить с мужем ни дупло, ни ложе, хотя в их соитиях не было ничего особо неприятного. Даже кое-какое удовольствие мелькало. Наверное, как у всех.
Казалось бы – прогони раздражающую кошку и котенка прочь, как делают все альфы. Но Пепельник почему-то упрямо удерживал их на заимке. Отлучался, когда приезжал отец. Как будто сдавали друг другу вахту. Почему? Боялись, что, добравшись до города, Альма отзовет банковскую доверенность? Но там, на счету, было совсем немного денег. Давно бы все сняли и отпустили ее на свободу. Дом? Альма несколько раз говорила, что готова оформить дарственную. Говорила Пепельнику, говорила отцу. Слушали, слышали, но отмахивались.
Больше у нее ничего не было. Старый пикап проржавел и развалился, земельный участок принадлежал государству. В договоре аренды на девяносто девять лет были какие-то тонкости и сложности, но Альма в них вникнуть не успела – нотариус обещал ей провести детальную консультацию после вступления в наследство.
«Что с меня можно взять? – в тысячный раз думала она, укачивая хнычущую дочку. – Зачем я нужна именно здесь?»
Ответ, как и прежде, не приходил. Альма просила помощи у лесных духов, молилась богам-близнецам, но в ответ слышала только тишину. Тогда она решилась на знакомую волшбу, надеясь, что не причинит вреда дочери. В Прощальную Седмицу, последнюю неделю октября, когда Карой и Линша со свитой духов-предков заглядывают на заимки, проверяя, хватает ли древесным барсам еды и тепла перед долгой зимовкой, Альма положила в очаг родильного дома толстое сырое полено и начала клеить вежу – под мокрый огненный треск и снопы искр. Она трудилась пять дней – не забывая благодарить судьбу за малые милости и прося прощения у духа покойной матери. Вежа получилась тесной и скособоченной. Как раз для двоих. Альма вытащила припрятанную ручку, разрисовала туловища-конусы, нанося мраморные линии и темные пятна. Маленькая Здравка привалилась к ней под бок, насторожила круглые ушки. Себе Альма прилепила длинный хвост, сплетенный из нитей, срезанных с куртки Пепельника. Резала, читая наговоры на отворот и разрыв – а вдруг поможет? Готовую вежу Альма оставила в родильном доме. Альфы сюда даже заглядывать брезговали, а ей того и надо.
Вежа помогла или Линша молитву Прощальной Седмицы услышала – неизвестно. Но уже через неделю, в очередной приезд отца, случились перемены. Разразился грандиозный скандал – к счастью, не затронувший Альму и Здравку. Пепельник выгрузил в кладовую привезенные муку, соль и сахар, сел за руль отцовского автомобиля и уехал. Отец улегся спать, через сутки перекинулся и побежал осматривать участок. Это он делал каждый раз, и дважды снисходил до разговора, напоминая Альме, что нужно обновлять ленты на пограничных деревьях.
Здравка, боявшаяся деда-шамана до икоты, превратилась в котенка, как только увидела автомобиль. Спряталась в родильный дом и отказывалась выходить. Альма прокралась к погребу, достала немного еды и улеглась рядом с дочкой, грея ее телом – осень вручала бразды правления зиме, двор припорошил тонкий ноябрьский снежок.
Взъерошенный и злой Пепельник вернулся через двое суток, когда Альма доела последнюю припасенную лепешку и скормила Здравке кусочек студня. Отец встретил его вопросом:
– Ну, что?
– Меня вышвырнули вон и велели больше не появляться! – провыл муж. – Доверенность аннулирована по подозрению в мошенничестве. В офис нотариуса явились полицейские и федералы – похоже, секретарша настучала, вызвала. Меня чуть не арестовали! Они требуют доказательств, что Альма жива. Хотят, чтобы она приехала, поменяла паспорт и сама написала заявление на выкуп. Только так, и никак иначе.
Отец зашипел. Пепельник хлопнул дверцей автомобиля, продолжил:
– Я от них еле сбежал. Сказал, что у нас родился ребенок. Что она не хочет везти ребенка в город и не может оставить со мной – боится расстаться.
– Ты идиот? – взвился отец. – Зачем ты сказал о ребенке? Они же теперь не отвяжутся! Будут настаивать на регистрации, пришлют сюда кого-нибудь из надзорной службы по правам детей. Это худшее, что можно было сделать! Зачем ты открывал свою поганую пасть и болтал лишнее?
– Я знаю свои права! – заорал Пепельник. – Я напомнил им о праве на уединение и частную жизнь. Сказал, что в