муравей ползи по небу

Исследуй его трещины

И, голубой бродяга, требуй

Те блага, что тебе обещаны.

Балду кувалды и киюры

Жестокой силой рычага

В созвездьях ночи воздвигал

Потомок полуночной бури.

Поставив к небу лестницы,

Надень шишак пожарного,

Взойдешь на стены месяца

В дыму огня угарного.

Надень на небо молоток,

То солнце на два поверни.

Где в красном зареве восток, –

Крути колеса шестерни.

Часы меняя на часы,

Платя улыбкою за ужин,

Удары сердца на весы

Кладешь – где счет работы нужен.

И зоркие соблазны выгоды

Неравенство и горы денег –

Могучий двигатель в лони годы –

Заменит песней современник.

И властный озарит гудок

Великой пустыни молчания

И поезд – проворный ходок

Исчезнет созвездья венчаннее,

Построив из земли катушку,

Где только проволока гроз,

Ты славишь милую пастушку

У ручейка и у стрекоз,

И будут знаки уравненья

Между работами и ленью

Умершей власти без сомненья

Священный жезел вверен пенью.

И лень и матерь вдохновенья

Равновеликая с трудом

С нездешней силой упоенья

Возьмет в ладонь державный лом

И твой полет вперед всегда

Повторят позже ног скупцы

И время громкого суда

Узнают истины купцы.

Шагай по морю клеветы,

Пружинь шаги своей пяты!

В чугунной скорлупе орленок

Летит багровыми крылами.

Кого недавно как теленок

Лизал как спичечное пламя.

Черти не мелом, а любовью

Того, что будет чертежи.

И рок, слетевший к изголовью,

Наклонит умный колос ржи.

С. Третьяков. Молодняк Лефа

Назначение – демонстрировать учебные опыты революционной молодежи, работающей в плане тенденций ЛЕФА.

Демонстрируются:

Серебрянский. Поэт-свердловец. Стихотворение агитзначимо и выполнено по предварительному заданию к празднику Парижской Коммуны. Стихотворение неровно, благодаря наличию повторных образов и целых строф, разжижающих динамику впечатления. Работу Серебрянский ведет под знаком производственных приемов Н. Асеева, причем пользуется ими лишь как отправной точкой.

М. Серебрянский. Коммуна

Терпенья взорваны года

И перешиблен гнет.

Париж восстал на города,

Себя на смерть несет.

Париж в огне, Париж – восторг,

Он – боевое солнце.

Он на два полюса расторг

Страны – родное лонце.

Сегодня он не тот, другой,

Из черных дыр Монмартра.

Париж влетел одной ногой

В неведомое завтра.

Париж кричал войне – война

Как пыль гнилушки сдунем

Мы выкуем тебя страна

В рабочую Коммуну.

Смеялось солнце в небесах

Горячими глазами.

Штыками вздыбленный Версаль

В разбеге диком замер.

Палящей боли Тьер завыл

Ордою хищных выжиг.

Как взвились кудри с головы

Веселого Парижа.

Коммуна крепнет и цветет

Версалю костью в горле.

Рванулся в злобе Тьер и вот –

Заговорили жорла.

Предместий жуток тесный строй

Грохочут батареи.

И пяди не было такой,

Где-б красный флаг не реял.

В железных кольцах баррикад

Нет выходов и дверцев.

Но каждый был подставить рад

Врагам живое сердце.

Париж шатнулся. Он устал.

В стальные плечи вжался

И в ужасе ломал квартал

Израненные пальцы,

И чья то цепкая рука

Клещу свою простерла

На вздутой шее баррикад

Стискивая горло.

И стали улицы мокры

Краснее солнца шара

И на смерть грохнулися с крыш

Знамена коммунаров.

Сдавили в пояса Париж

Валя Коммуну в яму

И ружья пели до зари

Стальными соловьями.

Колокол Версальский крик: Лови

Закату скрыться где-бы

И солнце плавало в крови

Расстрелянного неба.

Коммуна пала. Кровь, дымясь,

Разбрасывая искры,

Такую вывязала вязь,

Что долгий гнет не выскреб.

И в затхлой вони душных ям,

Где хриплый голос жизни –

Вновь бродит бурей по краям

Призрак коммунизма.

И победители дрожат,

Таясь ночною синью,

От наточенного ножа

На жерновах России.

Была Коммуна, будет, есть,

Живые песни льются,

Чтобы везде огонь пронесть

Рабочих революций.

А. Лавинский. Книжный киоск

Проэкт констр. Лавинского

Книжный киоск

Принят Госиздатом для постройки на Всероссийской Сельско-хозяйственной выставке в Москве.

При незначительном размере (диаметр 5 арш., высота 7 арш.) вмещает 11.000 книг, из которых 1.000 в витринах так, что каждую книгу в отдельности можно детально просмотреть.

Киоск предназначен для торговли на улице и закрывается посредством штор (жалюзи).

М. Левидов. Американизма трагифарс

Что мы знаем об Америке? Об американизме? Право, знаем меньше, чем они там – о нас. Ибо они не знают ничего, не понимают ничего, а мы знаем неверно, понимаем неверно.

Мыслим об американизме истерически. С больших букв. Не жизнь – мистерия. Совершенно особые установки и устремления. Мистерия Дела. Лихорадка Созидания. Бред Работы. Дело – Созидание – Работа – имманентны. Цель в себе. Осуществление наконец Perpetuum Mobile.

И соответственно. Люди монтированы. Обточены. Сверстаны. Экономизированы. Целиком в ритме жизни. Пронизаны целевым началом. Собственным целевым? Идеологии собственной личности вообще нет в этой стране собственности. Ибо нет слабостей общечеловеческих у этой личности – разлитых в могучем процессе.

Можно было бы удлинить до бесконечности этот каталог крепко – сделанных слов. Но нет нужды. Мысль ясна. Воображаемый нами – в России американизм – дан.

И этим американизмом восхищаются. Восхищаются интеллигенты – нытики. Импонирует мощная сила. Мускулистость души (воображаемая).

Проклинают интеллигенты – мистики. Дух живой убит. Душа распята на крестообразной рекламе мази для обуви. Любовь в лифте. Ненависть на четверть часа во время переваривания завтрака. Цветы жизни растоптаны механическим ботинком. Американская опасность. Психическая зараза. Идет гибель. Вырождается земля.

Ну так