матери. Сорок пять лет. Родители умерли, где-то в этом регионе живет сестра. Работал в кинематографии как специалист по спецэффектам и как главный администратор. Кто-нибудь знает, чем занимается главный администратор?

– Он занимается в основном логистикой, – пояснил Венсан. – Отвечает за то, чтобы вся группа – и осветители, и техники, и актеры – работала в наилучших условиях. Он – главное звено механизма группы.

– Понятно. Короче, дю Вельт работал в кино, пока его психическое состояние не сделало его неспособным к такой работе, – продолжила Самира.

– А известно, над какими фильмами он работал? – спросил Эсперандье из чистого любопытства.

Она заглянула в свою записную книжку.

– «Голгофа», «Церемония», «Порча», «Извращения», «Чудовище», «Кровавые игры», «Бандитские шайки»…

Венсан понимающе присвистнул:

– Сплошь фильмы ужасов…

Мартен подумал, что у Самиры такой вид, будто она нынче сама только что сошла с экрана фильма ужасов. Не поскупилась ни на черные тени, ни на тушь для ресниц. К такой раскраске за годы работы надо бы уже привыкнуть – они работают вместе вот уже четырнадцать лет. Но к Самире Чэн привыкнуть невозможно, даже при высокой оценке ее профессионализма и уровня знания французского языка.

– А по главному подозреваемому, по Резимону, что у нас есть?

– Мы проверили стены, пол, потолки, сверились с планом здания, – ответила Самира. – Выход есть только один: через дверь.

Сервас в очередной раз подумал о взаимосвязи событий. Доктор Роллен вошел в павильон около 19:00; он говорил о Стане дю Вельце и констатировал, что его сосед, Йонас Резимон, уже спал. На этот момент все было спокойно. Потом, с интервалом в два часа, появились еще двое медбратьев, никого не потревожив. Тем временем в 5:40 утра вошел санитар Гислен Жубер и обнаружил, что дю Вельц мертв, а Резимон исчез. Однако в какой-то момент его видят в дверях павильона. В чем трюк?

– Йонас Резимон, со дня своего совершеннолетия, получил разрешение гулять по территории больницы и по вечерам бродил между воротами и зданием, – сказал Венсан. Своего жилья у него не было, и он жил то у одного знакомого, то у другого. В его медкарте сказано, что в детстве мать каждый день давала ему отравляющие вещества, чтобы его считали хронически больным и он никуда не делся из дома.

– Синдром Мюнхгаузена «по доверенности», когда сам ничего не делаешь, а за тебя действуют другие, – уточнил Сервас. С одной стороны, мать вроде и заботится о ребенке, а с другой – плохо с ним обращается, провоцируя у него развитие органической патологии.

– Вот-вот. Когда домашний врач открыл этот секрет, он предупредил социальные службы. Мать поместили в психиатрическую клинику, а мальчика – в приемную семью.

Тут вместо комментариев снова раздался тихий свист. Сервас подумал, что любовь принимает порой весьма странные формы.

– У него есть братья или сестры?

– Нет, он единственный сын. А его мать умерла три года назад.

– Кто занимается опросом соседей? – спросил Мартен, хотя и так уже знал ответ, посмотрев, кто отсутствует.

– Руссье и Гадебуа, – ответил Венсан.

Сервас поморщился. В следственной группе этот тандем был известен под другими названиями, далеко не всегда лестными: «Анти-заяц и Черепаха», «Лавр и Смельчак» и «Мертвый и Припарка».

– Самира, ты поедешь в «Камелот» и допросишь всех, кто имел доступ к палате жертвы. Кроме того – весь административный персонал и всех пациентов, так или иначе соприкасавшихся со Станом дю Вельцем, и всех, кто общался с ним, близко или на расстоянии… Прежде всего нас интересуют медсестры. Сиди там столько, сколько понадобится.

Какая последняя мысль промелькнула в сознании бывшего специалиста по киношным спецэффектам, прежде чем он покинул эту землю? Какое изображение увидел он перед тем, как все погасло? Вполне возможно, что это был самый зрелищный спецэффект за всю его жизнь…

– Надо заново верифицировать все видеозаписи и обязательно выяснить, не вырезана ли хотя бы минута и не выходила ли камера из строя просто так, совершенно случайно. И надо выяснить все, что возможно, об этом санитаре, Гислене Жубере. Не было ли у него проблем с законом, карточных долгов или чего-нибудь подобного…

– А почему не о Роллене? – возразила Самира.

– Вполне справедливо. И о психиатре тоже, поскольку он существует. Выясните родословные всех и каждого, устройте грандиозный аудит.

В проеме двери Сервас заметил Эрвелена, стоявшего, опершись о притолоку. Интересно, сколько времени торчит здесь дивизионный комиссар?

– О, дело пошло! – вскричал тот, захлопав в ладоши. – Мы его быстро закончим! И позаботьтесь, чтобы ваши рапорты были ясными, лаконичными и решительными… Понятно?

Сервас, сдержав гнев, собрал все свои документы, прошел мимо начальника и вышел, не сказав ему ни слова.

Каким образом Йонасу Резимону удалось миновать камеру слежения, чтобы она его не заметила? Этот вопрос не давал Сервасу покоя.

Было 21 июня, 13 часов 34 минуты.

8

С запада набежали облака. Они быстро заняли все небо, приглушив свет. И атмосфера сразу изменилась. Что-то темное, холодное и враждебное разлилось в воздухе. В горах загромыхало, и на лобовое стекло упали первые капли дождя.

Да что ж такое, а? Откуда взялась непогода? Жюдит подняла стекло на случай дождя или падения температуры в салоне и включила фары.

Она чуть не сбилась с пути, свернув направо, где дорога пряталась в кустах орешника и акации, обрамлявших департаментское шоссе. Ни одного указателя, только белый с красным километровый столбик в высокой траве, да заросли крапивы на обочине. Это должно быть здесь, за несколько километров до деревни. GPS указывал на деревню в трех километрах отсюда, если двигаться напрямую. А она свернула направо и заехала в чащу как раз в тот момент, когда началась гроза и дождь забарабанил по почерневшему шоссе и веткам кустов.

Покинув шоссе, Жюдит быстро въехала в лес, который теперь показался мрачным и неприветливым, а день – блеклым и тусклым.

Атмосфера как раз под стать Морбюсу Делакруа.

На землю опустился сумрак, дождь играл на крыше «Лянчи» какую-то пьесу стаккато, «дворники» скрипели и лезли из кожи вон, чтобы смахивать со стекол потоки воды, но через лобовое стекло все равно было плохо видно. Старенькая «Лянча» еле справлялась с извилистой дорогой. Чертовы виражи, крутизной напоминавшие шпильку для волос, казалось, нарочно загоняли машину в ситуацию на грани взрыва. Точнее, это она не смогла вписаться в один такой поворот.

Авария…

Это слово поразило ее, как разряд тока.

Авария…

Именно так они написали когда-то в свидетельстве о смерти…

«Прекрати об этом думать», – шепнул ей внутренний голос.

Жюдит оставила окно чуть приоткрытым,