Свет в окнах погас. Вместо звезд и луны с неба взирали вонючие клубы дыма. Воздух нес в себе гарь и пыль. Ужасно становилось еще и от того, что при этом царил мертвый покой. Звенящая тишина. Если бы сейчас у Джесс был дом, она залезла под диван. Риз, наверное, сделал громче телевизор и лег спать.

Риз обнял Джесс. Боль в ободранном хвосте унялась.

Спустя время в некоторых окнах затеплился свет, но и он казался приглушенным, прячущимся возле тонкой грани теней.

Любовь

Если тебе когда-нибудь шептали под покровом ночи "люблю", ты знаешь, какие чувства расцветают в сердце, и хочется еще сильнее жить и любить.

Порой не надо лишних слов, достаточно посмотреть в глаза, чтобы увидеть признание в любви. Джесс стеснялась говорить о чувствах. Ей становилось неловко в такие моменты. Вот и сейчас тоже.

— Ты красиво поешь. Почему бы тебе этим не зарабатывать? Ведь если все узнают о твоих песнях, ты станешь богатым.

— Я и на гитаре неплохо играю. Сейчас нет гитары. Пришлось продать. А песни, на самом деле, никому не нужны. — тихо рассказывал Риз. — Ну, теперь за квартиру платить не надо.

Джесс недоумевала: “чему Риз радуется?” Они лишились дома. "Может, дом не такое ценное в жизни? Тогда что? Или Риза слишком сильно ударили и он не в своем уме? Вот заживет ушиб, и будет он скучать и плакать".

Перед тем как беспокойный рваный сон забрал Джесс, она вспомнила слова, что вывела кровью: "Убью всех". И Джесс очень захотелось, чтобы обидчики прочли ее послание, задрожали от страха, попрятались подальше в прокуренном углу, сгинули навсегда.

"Они не достойны жить. И как мир их терпит?"

Тонкий ледяной дымок пробежал по спине Джесс. Ее вдруг осенила догадка, что мама приходила к тому месту, где оставила ее: к крошечному углублению кирпичной стены. А Джесс упустила этот миг, причинила маме боль, которой мучилась сама.

Еще Джесс подумала, что надпись кровью не понравилась бы маме и напугало. Ведь ей невдомек кому это предназначалось.

Пока Джесс обретала дом у Риза, мама звала ее и плакала…

Старый друг

Джесс замерзла и неохотно вынырнула из забвения. Риз стоял в телефонной будке и говорил в трубку. Закончив беседу, Риз потянулся, взглянул на Джесс.

— Идем. Я нашел место, где нам можно перекантоваться. — позвал зевая Риз.

Гостеприимный приятель Риза извлек из холодильника пару бутылок. Хлопнув дверцей перед самым носом Джесс, он ловко откупорил пиво и протянул Ризу.

Джесс с минуту разглядывала поцарапанную пожелтевшую от жира дверь холодильника и с отвращением отвернулась. Приятель шуршал пачкой сигарет. Щелчок и привычный запах наполнил кухоньку. Джесс кашлянула. В горле и в глазах защипало от дыма.

Старые друзья сидели в табачном смраде и вспоминали прошлое. Сонный побитый Риз улыбался.

Джесс слушала бестолковую беседу. Скоро Риз рассказал, как Джесс утащила купюру из кафе. Правда слетевшая с губ Риза ожила новыми красками. Джесс ощутила себя выщербленной, как ямка в стене.

— Ее нужно брать в оборот по полной. — одобрительно воскликнул приятель. — Раскрутить дело.

Джесс не нравился этот человек. Он приходился другом. Но вел себя чуточку лучше банда из переулка.

Неожиданно приятель положил перед Джесс на пол кусок еды. Черствый хлеб.

Дома никогда не было хлеба. Вообще. И Риз его не ел и не пах им. А тут вдруг он оказался отличным блюдом.

Джесс ела не торопясь, разжевывая каждый комочек, внимательно собирая крошки, Живот разрывался от голода. Но Джесс хотелось подольше ощущать вкус хлеба, растянуть трапезу. В воздухе витало праздничное настроение. Джесс тоже улыбнулась.

— А где твоя семья? — спросил друг. Джесс уставилась в глаза Риза. А тот, не видя, что Джесс с ожиданием на него смотрит, промолчал.

— Не можешь даже подружку найти? — весело хмыкнул друг и толкнул Риза в плечо. — Ладно, познакомлю тебя. Я вчера в баре завис, так сидела одна такая…

— Да иди ты! Нет у меня больше семьи и нужен никто! — закричал Риз, пихая друга в ответ.

Джесс ушла из прокуренной кухни. Она хотела уйти на улицу, выпрыгнуть через окно, но что-то удерживало ее на подоконнике. То ли смрад курева, то ли ледяной ветер снаружи. Она смотрела в окно и ничего не слышала, даже своих мыслей. То, что окно закрыто, Джесс не заметила.

Котенок

Джесс шла пока не увидела в выемку стене. Знакомую и печально родную. Миг из прошлого взорвался в памяти. Каким-то невиданным способом лабиринт города вернул Джесс к ее пристанищу.

В углублении сидел, прижимаясь к ледяному камню, силясь согреться, малюсенький лохматый котенок. Он дрожал на ветру. Его непропорционально большая голова вздрагивала. Мамы нигде не видно. Может, ее и нет вовсе, как в один день пропала и ее мама. Джесс не могла пройти мимо. Ей надо согреть это брошенное дитя, защитить. А еще поведать, что его где-то ждет «дом».

Джесс знала, что не вернется никогда к Ризу. Ее судьба здесь.

Последняя надпись

Серое небо пахнуло новогодней радостью. Белый ворох снежинок россыпью завертелся на ветру, царапая стены улиц и снующих людей. Капли слез застыли во времени и разлетелись в пустоту лабиринта судеб. На замерзшую лужу налипли пушистые красавицы-снежинки. Еще немного и они погребут последнюю надпись Дождя: "Люблю".

Кошмар

Он находился в темноте. Кровь в голове давила на виски. Такое ощущение вызывает невесомость. Это Риз знал. Звук собственного дыхания казался громким. Уши болели. Неоновый разноцветные прожектора вырвали во мраке ликующую толпу и на миг ослепили. Из гитары раздается мелодия. Он поет, но слова даются с трудом. А вскоре и вообще превращаются в тяжелое дыхание. Свет гаснет. Толпа исчезает, ее шум меркнет.

— Риз! Твой трос оборвался! Риз, ты слышишь меня? Отзовись!

В ухе возник высокочастотный звон. Риз поморщился. Шум радиопередачи перешел на хрюкающий бас и заглох. Через стекло скафандра проникало тусклое свечение. Это блики солнца, отраженного от космического корабля. Громадина борта медленно проплывала мимо. Риз с усилием попытался повернуться. Безуспешно. Страховочного троса нет. Корабль ушел из поля зрения также быстро как появился. Перед взором Риза возникла планета. Атмосфера с тянущийся бескрайней дымкой облаков. Сквозь нее проглядывает синий океан. Риз узнает изгиб материка. Его несет к земле. Уже появляются рассыпчатые, словно жемчуг, огни городов.

— Это же… — Риз замирает в восхищении. — Эдинбург!.. Мой Эдинбург. Ха! Вот