— Только не говорите, что это вы.

— Я? О нет, что вы. — Он рассмеялся, заблестев белоснежными зубами, казалось, на всю улицу. — Нет мне прощения, я не представился. Маркиз де Гренина, граф Дарок, но для вас просто Диего, прекраснейшая.

Я уверенно двигалась в сторону, противоположную центральной площади, но пока не заметила ничего похожего на лавку, в которой можно было бы обменять своё платье на деньги и что–то попроще. Зато на улице прибавилось прохожих, которые с интересом пялились на нас, но подходить не рисковали.

— Тогда он ваш старший брат? — предположила я.

— Всего лишь хороший знакомый отца.

— Знакомый отца? И какой мне толк от мужа, из которого уже сыплется песок?

— Не преувеличивайте, Эстефания. Могу я вас так называть? — После моего кивка он продолжил: — Графу Нагейту до посыпания дорожек ещё далеко. Ему всего лишь тридцать семь.

— Тридцать семь? — с ужасом, которого я не испытывала, но должна была испытывать Эстефания, воскликнула я. — Да он ещё старше короля!

— Вы так говорите, словно Его Величеству пора на кладбище, — ехидно отозвался Диего.

— На кладбище, может, и не пора, но уютное место под могилку присматривать стоит. Подданные, знаете ли, так и норовят похоронить где попало, а покойникам нужно уединение. И возраст у него уже такой, что стоит подумать о вечном. Заказать усыпальницу на свой вкус, а не на вкус наследников.

— Не нравится вам наш король, Эстефания?

— А вам бы понравился тот, кто собрался без вины отрубить вам голову?

— Так уж без вины?

— Я его не травила — уверенно ответила я. — Кроме меня, там ещё предостаточно подозреваемых. Во дворце толпа слуг. А фрейлины, которые при королеве матери? Так почему я? Как самая удобная? Раз — и с Эрилейскими покончено одним взмахом топора. Не этого ли добивался Его Величество?

Диего выглядел не возмущённым моей непочтительностью к монарху, а удивлённым. Как сразу же выяснилось, у него были на то основания.

— Ни слуги, ни фрейлины, ни вообще все, кто постоянно допущен ко дворцу, не могут навредить королю. Они же под клятвой. Неужели вы это забыли, Эстефания?

— Это прямо они не могут. А оставить где-то яд — вполне.

— Вы ещё скажите, что Теодоро Второй взял этот яд и отравил себя сам?

— А почему нет? Он же не отравился? — невозмутимо ответила я.

Странное дело, клятва помешала мерзкому Бласкесу отравить короля лично, но не помешало подсунуть яд мне. Конечно, существовал вариант, что он действовал в сговоре с королём и его целью было как раз устранение последней герцогини Эрилейской. Но мне показалось, что наш блистательный король был уверен, что именно я на него покушалась. Хотя за столько лет он мог научиться безупречному лицедейству.

— Да с вами страшно разговаривать. Того и гляди, обвинят в государственной измене, — заметил Диего.

— Так и не разговаривайте. Укажите, где я могу продать это платье и купить другое, — и можете быть свободны, — я величаво кивнула, надеясь, что таким поведением честь герцогов Эрилейских не опозорю.

Правда, если верить блистательному величеству, чести этой не так чтобы уж было очень много — слишком уж характерный пассаж про запятнанность. Но в памяти ничего подобного не находилось, там предки Эстефании сияли, словно бриллианты в королевской короне.

— То есть вы точно намерены бежать? — удивился Диего. — Но куда?

— Не знаю, пока не решила. Главное, подальше отсюда.

Эстефания могла посоветоваться только с тётей. Я же… На меня внезапно нахлынуло осознание того, что я никогда больше не увижу близких людей: маму, сестру с племяшкой и двух замечательнейших подруг, которых мне подарила судьба — Карину и Аню. Отец умер год назад, и на его могилу я тоже больше никогда не приду. Разве что Эстефания, если поймёт, насколько важным было это место для меня…

— Эй, что случилось? — испуганно подскочил ко мне Диего. — Эстефания, только падать в обморок не надо, ладно?

— И не собираюсь. — Я собрала губы в улыбку. — Не надейтесь, что вам придётся меня ловить. Я не из тех, что падает в обморок на подвернувшегося кавалера.

— Может, вы не из тех, но по цвету лица сейчас сравнялись со стеной дома, рядом с которым мы стоим.

— Это всё корсет. Он слишком туго зашнурован.

— Расшнуровать?

— Чувствуется опыт, — ехидно ответила я. — А зашнуровывать-то вы умеете?

Так, не думать о семье, собраться и не думать. Страдать буду потом, когда уберусь подальше из опасной зоны. Я попыталась вдохнуть побольше воздуха, в очередной раз помянула недобрым словом Эсперансу и двинулась дальше по улице.

— Однако. — Диего, пристроившийся рядом, задумчиво потёр пальцем нос. — Да у вас язычок, милая герцогиня, остренький, как бритва.

Вокруг запереливалась сфера, и нас волшебным образом перестали замечать. Никто больше на меня не пялился и не указывал пальцем, и это радовало. Не радовало, что я ничего не заметила и не почувствовала, когда мой спутник применял магию. Этак он и на меня воздействует, из лучших побуждений и симпатии к моему жениху, чтоб тот по дороге где-нибудь потерялся. В конце концов, может же быть так, что граф тоже не захочет жениться на взбалмошной малолетке, да ещё так скоропалительно?

— А что делать, если осталась одна-одинёшенька? — притворно вздохнула я. — Защищаюсь как могу. Язык — это тоже оружие, а оружие должно быть острым.

— Так выходите замуж, — радостно предложил он. — И уже будете под защитой.

— Диего, а вот вы сами согласились бы выйти замуж вот так, не видя вторую половину? — возмутилась я.

— Нет, конечно, — ответил он, но не успела я победно усмехнуться, как добавил: — Но мне могут предложить жениться, и тогда я уж точно никуда не побегу. Жена лучше неизвестности.

— Не факт, — не согласилась я. — Дожил же этот граф до тридцати семи лет неженатым. Должна же быть тому какая-то причина?

— Почему неженатым? Он не так давно овдовел, — бодро ответил Диего.

— Овдовел? И сколько раз? — я гадко приподняла бровь.

— Один. Графиня неудачно упала с лестницы.

И падала так до тех пор, пока наконец не упала удачно? Что-то мне этот граф нравится