Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Походив вокруг письменного стола, Борис снова сел в дедово кресло. В голову лезли всякие мысли, но ничего нового он не придумал. Облокотившись о стол, он подпер голову руками и закрыл глаза. В такой позе мыслителя Борис просидел довольно долго, потом резко вскочил и начал из стола вытаскивать бумаги. Их оказалось намного больше, чем он рассчитывал увидеть. Зазвонил телефон. Пришлось всё бросить и бежать в коридор. Звонила Ольга, его давняя подруга. Они уже давно встречались, любили друг друга, однако до свадьбы почему-то дело не дошло.
— Ты так потеряешь клиентуру или тебя купит Ашот, — ровным звучным голосом говорила девушка. — Ёще пару раз раньше времени закроешься, и твои посетители будут ходить к другим. Как ты не понимаешь: нужно быть надежным партнером, — давила на него Ольга. Она словно хотела подчинить его своей воле. — Надо работать, а не бегать по бабам. Опять, наверное, Нина?
«Во дает, — про себя подумал Борис. — Она мне ещё никто, а уже думает о моей клиентуре. Дай ей повод, так скоро будет и мои денежки считать. Ревнует к Нине».
Но ничего этого он говорить не стал, а сказал, что её любит, и назавтра назначил свидание.
Стол был основательным двухтумбовым сооружением из красного дерева с массивной столешницей. Сверху её покрывало зеленое сукно, которое с торцов подвели под темные мореные рейки с горизонтальными бороздками. Помпезность и некоторую торжественность столу придавали красивые резные накладки, закрепленные спереди и по бокам. Они были выточены из целых кусков дерева и покрыты морилкой. Стоял бы этот стол на выставке или в просторном кабинете большого начальника, а не в квартире пенсионера, наверное, смотрелся бы еще богаче. Сколько тут этот стол, Борис не помнил. Ему казалось, что он тут был всегда. Под стеклом ещё сохранились разноцветные бумажки деда и прошлогодний календарь.
В нижнем ящике стопками лежали разные папки. Были здесь скоросшиватели и обычные папки с цветными тесемками, каких хватает в любой конторе. В них Борис нашел разные бумаги. Сколько он ни смотрел — все они каким-то образом относились к работе деда. На одной зеленоватой папке с длинными белыми тесёмками было написано: «Интересно, полезно, прочти». Внутри лежали пожелтевшие от времени вырезки из старых газет. На каждой рукой деда была указана ссылка на издание. Судя по ним, здесь были даже статьи из якутских и магаданских изданий.
«Непонятно, где он их находил? — разглядывая старые вырезки, думал Борис. — Так же просто на улице они не валяются. Значит, даже газеты выписывал? Зачем ему это понадобилось?»
Почти все статьи были о разных экономических и политических курьёзах отдельных регионов страны. В самом низу лежали вырезки, рассказывающие о расстрелах советских заключенных в сталинских тюрьмах и лагерях. Попадались материалы и о массовых захоронениях граждан. Только в двух-трех статьях рассказывалось о расстрелах заключенных в подмосковном Бутово и в Ленинграде. Все остальные материалы освещали события, происходившие в лагерях Северо-Востока страны, — на так называемой Колыме. Отдельные вырезки оказались затертыми. Было видно, что дед их читал по многу раз и с ручкой в руках. Кое-где он подчеркнул названия населенных пунктов и рек, которые, казалось бы, не несли главной смысловой нагрузки статьи, а упоминались только вскользь. Борис почему-то даже почувствовал, что некоторые дед знал не понаслышке.
Кто-то из соседей включил музыку. Старая песня в исполнении Майи Кристалинской, словно на крыльях, влетала в окно, напоминая жильцам о их молодости. Неожиданно заезженная пластинка, как буксующая на месте машина, застряла на полуслове, повторяя: «В нашем городе до… в нашем городе до…» Иголку проигрывателя переставили, и, проскочив какой-то невидимый глазу барьер, песня полилась дальше. Борис оторвался от бумаг и, развалившись в кресле, дослушал песню до конца.
Он несколько раз перелистал все материалы, рассортировал по темам и регионам. Среди них Борис выделил самые читаемые и с подчеркнутыми географическими названиями. Все данные он занес в тонкую ученическую тетрадку. И там же их разнес по нескольким колонкам. Результаты такого нехитрого анализа Бориса обрадовали. Лучше всего получилось с территориальной принадлежностью. Ему стало ясно, что деда больше всего интересовали сведения, касающиеся Северо-Востока страны. И особенно те, в которых освещались события, происходившие в Якутии и в Магаданской области. С определенной долей условности Борису даже удалось выделить район его приоритетных интересов. Получалось, что эта площадь находится между реками Алдан и Индигирка. На физико-географической карте страны, висевшей на кухне, крайними пунктами этой горной местности значились два поселка — Хатырык и Устьярск. Их соединяла знаменитая Магаданская автотрасса. Других населенных пунктов на своей карте он не нашел. Даже по нынешним временам те места были пустынными и практически неосвоенными.
Судя по газетным статьям, дед был также неравнодушен к публикациям о расстрелах заключенных. Почему-то больше всего ему нравились те места в публикациях, где говорилось о том, что заключенных убивали в голову.
В одной небольшой заметке Борис прочитал о бывшем охраннике, безжалостно расстреливавшем заключенных. Одному из них чудом удалось выжить, и вот много лет спустя он обнародовал эти факты и просил найти того палача.
Эта статья, видно, очень заинтересовала деда, и он подчеркнул целые абзацы. Такие наклонности старика показались Борису ненормальными.
«Да он, наверно, был маньяком. Ему нужна была кровь. Вот он её и искал даже в газетных статьях. А может, он сам когда-то также расстреливал? Надо будет поговорить с отцом, — складывая бумаги, думал Борис. — Он как-то говорил, что дед служил на Севере в охране. Да вообще-то и сам дед этого не скрывал. Значит, по молодости он точно зэков охранял».
Теперь Борис был абсолютно уверен, что его родной дед охранял заключённых на Колыме и даже, возможно, присутствовал при их расстрелах.
«Он почему-то никогда не рассказывал о своей молодости. Все его воспоминания начинались с военного времени. В основном он любил рассказывать о том, как был на фронте, как воевал. Все родные это хорошо знают, зато никто не знает, что же он делал до войны. Найти бы где-нибудь его личное дело. Уж там должно