Прошлым летом, когда его брак уже было не спасти, а дети отдалились, он сделал отчаянную попытку, привез детей в «Киогу» и решил помочь племяннице Оливии обновить место для празднования золотой свадьбы родителей.

К концу лета он заметил прогресс в отношениях с детьми. Сын оторвался от компьютерных игр, а дочь перестала курить. Но когда вернулись в город и Дэзи пошла в старший класс, отношения стали просто враждебными. Макс нашел защиту в виде наплевательского отношения ко всему. Вот тогда Грег понял, что надо начинать новую жизнь в родном городе на реке, где он проводил каждое лето в детстве и юности. Пока рано говорить, насколько верен был этот шаг, но Грег был полон решимости. Раньше он жил, строя для других, теперь займется устройством дома для собственной семьи.

— Твоя кузина, Оливия, ничего не понимала в управлении раньше, и посмотри на нее теперь, — заметил дочери Грег.

Год назад взрослая племянница Грега тоже сделала решительный шаг в жизни — покинула Манхэттен и занялась устройством и переустройством лагеря «Киога», и это не только принесло ей удовлетворение, но и вся жизнь приняла новое неожиданное направление.

— Но Оливии помогает Коннор Дэвис. Он — строитель. — Дэзи мечтательно вздохнула. — Надо признать, что они самая романтическая пара на свете.

Он промолчал. В конце лета Коннор и Оливия сыграют свадьбу, мероприятие грозит превратиться в еще более грандиозное событие для семейства Беллами, чем прошлогоднее празднование годовщины свадьбы родителей. Многочисленная родня и друзья хлынут сюда, многие планируют поселиться в гостинице «Уиллоу». Он желал счастья Оливии и Коннору, их все считали идеальной парой. Но при этом не мог не вспомнить, как когда-то его и Софи тоже называли идеальной парой, а чем это кончилось.

Пусть Оливии повезет больше.

Дэзи задвигалась в кресле и приложила руки к животу.

— Хотела кое-что спросить у тебя, папа.

— Конечно. — Он насторожился. — О чем?

— Скоро начнутся курсы, через несколько недель, и я подумала… — Она вдруг замолчала, встала, потерла затекшую шею. Повернулась к окну, и вечерний свет, падая сбоку, вычертил округлую линию живота.

И иллюзия, что она все еще его малышка, рассеялась. Даже после всех этих месяцев он не мог привыкнуть к ее беременности, и каждый раз его шокировала расплывающаяся фигура дочери, а особенно контраст с незрелыми, почти детскими чертами лица. Она красила ногти ярко-красным лаком и надевала рваные джинсы и топ, который растягивался на животе. Она все еще была для него маленькой девочкой, подростком и в то же время взрослой женщиной. Она ожидала от него участия, которого он не вполне заслуживал. Не говоря о том, что в свои тридцать восемь он не готов был стать дедом.

Хватит. Что толку теперь сожалеть и терзаться угрызениями совести. Ничего уже не исправить и не вернуть.

— Так о чем ты подумала?

— Ты можешь сопровождать меня на курсы беременных? Быть моим инструктором при родах?

Быть кем? Тем человеком, который стоит рядом при родах? Грег поборол чувство дурноты. Ни за что. Никогда он не станет присутствовать при рождении ребенка от собственного чада.

— Мой доктор сказал, это должен быть человек, которому я полностью доверяю.

— Но ведь я все-таки мужчина. — Он по-настоящему испугался такой перспективы. Он грохнется в обморок, вот чем это кончится. Грег предпочитал пойти сам на любые страдания, только чтобы не видеть, как страдает его дочь. Но он не знал, как ей объяснить, чтобы она не обиделась.

— А может быть, твоя мама? — Слова сорвались с языка, прежде чем он успел подумать. Как всегда.

Лицо у нее мгновенно приобрело ледяное, презрительное выражение, и, хотя она вряд ли сама об этом подозревала, Дэзи в этот момент стала удивительно похожа на свою мать.

— Мама не сможет. Эти курсы продлятся шесть недель. Ты думаешь, она отложит свои дела и станет жить в Авалоне шесть недель?

Софи жила в Гааге, работала юристом в Международном трибунале. Раз в месяц приезжала в Штаты повидать детей. Сразу после развода Софи настояла, чтобы дети жили с ней. Ей пошли навстречу, но оба, и Макс, и Дэзи, которым развод нанес незаживающую травму души, вернулись от матери спустя всего две недели и заявили, что хотят жить с Грегом. Оказалось, для его обиженных и расстроенных разводом родителей детей больше подходит жизнь в Штатах. Он себя не обманывал, причина была не в том, что он лучший родитель, просто жизнь, которую он мог им предложить в Штатах, их устраивала гораздо больше. Теперь Софи вынуждена была приезжать, звонить, посылать письма по электронной почте. Ситуация складывалась не лучшим образом, и может быть, постепенно дети стали забывать мать, простили ей ее отъезд. Он держал нейтралитет и никогда не порицал ее.

Дэзи обвела широким жестом дом:

— Она что, будет жить с нами здесь?

— У меня есть гостиница. Мы можем поселить ее в номер Женевьевы.

Как многие местные отели и пансионы, гостиница «Уиллоу» тоже имела номера с именами героев легенды о короле Артуре.

— Женевьева. Это та, что изменяла мужу с его другом?

— Это не доказано. Наверное, французы позднее все придумали.

Грег испытывал странное чувство и необъяснимую солидарность с бывшей женой. Наверное, из-за положения Дэзи — она не замужем, беременна, и впереди ее ждет нелегкая судьба матери-одиночки. Они с Софи понимали, что вскоре дочери понадобится все внимание и ласка родителей.

— Уверен, она будет прекрасным инструктором.

— А ты — нет?

— Дорогая, ну конечно и я. Но… Это было бы… — Он встал, в замешательстве зашагал по комнате, подыскивая верные слова, чтобы правильно объяснить своей дочери, что ему невыносимо будет присутствовать при рождении собственного внука. — Но, согласись, все это выглядит странно…

— Слушай, это всего лишь курсы. Ты просто узнаешь, что делать, когда все начнется. А в родильном отделении все будет происходить так, что тебе не будет видно, потому что ты будешь стоять у меня в изголовье. Держать меня за руку, разговаривать, давать ледяные кубики, что-то в этом роде. Это будет совсем не похоже на то видео, что дал мне доктор.

— Будет все именно так, как на видео.

— Ладно, согласна. Но инструктор все равно нужен, как дополнительная помощь.

Грег подошел к окну, вспоминая, как родились его дети. Он не присутствовал при рождении Дэзи. Только Макса. Это была самая длинная ночь, и он помнил ослепительный свет операционной, страдания, боль и потом необыкновенное облегчение и радость.

И повернулся к Дэзи, дочери, которую любил всем сердцем.

— Я пойду с тобой.

— Пойдешь куда? — Макс вошел в кухню с пакетом попкорна. Он снова ел, хотя прошло всего полчаса после ужина, аппетит у него был потрясающий, он непрерывно себя подкармливал.