– Вы, безусловно, благоразумны, – подпрыгнул как ужаленный неулыбчивый прохожий с петушиной прической на голове и в коротких шортах, из которых торчали кривые тощие волосатые ноги. – Философ говорит: благообразный зад – это лицо цивилизации.

В машине зашевелились, и Андрюха, не ожидавший подобного ответа, сначала что-то беззвучно пробормотал, потом громко хмыкнул, кашлянул, сделал гримасу, пыхнул и вопросительно вытянул лицо:

– В таком случае, что является задом цивилизации?

– Совершенно справедливо, совершенно справедливо, – охотно вновь подхватил прохожий, выпрямился, выпятил вперед тощую грудь, как будто намеревался изречь нечто высокое и неопровержимое, и из-под петушиной прически брызнуло. – Философ говорит: мудрость свиньи в ее хрюканье, хрюканье свиньи выражает мысль – это голос разума.

В салоне автомобиля опять зашевелились. Андрюха хмыкнул:

– И какую мысль выражает хрюканье свиньи?

– Об этом знает только Философ, – заговорщически прошептал прохожий.

В ответ был короткий и вялый смешок. Происходящее начинало утомлять.

– С тобой все понятно, – махнул рукой мгновенно скисший Раппопет и подтолкнул в плечо Катюху. – Поехали, спрашивать у больных о здоровье – все равно, что доить быка.

Свернув в какой-то двор средь перевернутых домов, Катюха остановила машину, чтобы немного прийти в себя и собраться с мыслями.

– Ну, и где же будем искать кафе, подружки? Вы нам обещали, – съязвил Андрюха. – Что-то не вижу, чтобы мы стояли возле него, а, может, вместо кафе этот город показал нам свой голый зад? Возможно, это у них историческая ценность, но знаете, девочки, желудку сейчас нужны другие ценности. Похоже, мы оказались в каком-то тупике. С одной стороны, вокруг много местных жителей, но, с другой стороны, каждый новый житель, как новый тупик. С такой публикой долго придется нам искать кафе. Что вы скажете на это?

Вопрос оставили без ответа, лишь Карюха после небольшой паузы пискнула на заднем сиденье:

– Итак, что мы знаем? – стала она загибать пальцы. – Первое: мы не сумасшедшие. Второе: мы точно не сумасшедшие. И третье…

– А третье, – хмуро вклинился Лугатик, – крыша у нас, кажется, все-таки поехала, – на этом его хваленое красноречие иссякло. Не та была обстановка, в которой он хотел бы и мог проявить себя.

Острым локотком Карюха недовольно ткнула его в бок, она не желала быть причисленной к тем, у кого поехала крыша:

– Таким образом, выяснилось, – продолжила она, а Лугатик потирал ребра. – Мы не сумасшедшие. Но тогда все вокруг определенно сошли с ума.

– Я давно об этом толмачил, – кисло ввернул Раппопет.

Поведя рассеянным взглядом по подъезду дома, Катюха задержала взор, медленно вчиталась в непонятную табличку над дверью и вскинулась возбужденно:

– Понятно, все понятно, и как я не додумалась сразу!

На нее удивленно уставились, ожидая объяснений. Она оторвала от руля руки, торжествующе сжала кулачки, поднимая вверх:

– Посмотрите над подъездом надпись сверху вниз «№ 1 дзеъдоп». Прочитайте наоборот. Снизу вверх. Получается «подъезд № 1», – минуту длилось ликование. – У них надписи перевернутые. Всё с ног на голову. Весь город перевернутый.

– Я никогда раньше не слышал об этом городе, – растерянно пожал плечами Лугатик. Ему вообще не нравились всяческие ребусы, он не любил напрягать мозги, чтобы разгадывать их. Стремился жить проще, лавировать и обходить преграды, вместо того чтобы уперто пробивать их. – Но судя по тому, сколько мы ехали, он не так далеко от нашего города, – подождал, что скажут приятели, не дождался. – Ненормальный город, – заключил озадаченно. – Чудны́е жители.

– Какие-нибудь староверы со своими сдвинутыми устоями и перевернутым образом жизни, любители сажать на балконах кукурузу, – смущенно, озадаченно выпихнул из себя Малкин. А сам подумал – ну, какие, к черту, староверы, это же не таежная глухомань. Здесь все давно исхожено и изведано.

Повисла, как рваная паутина, нудная противная тишина. Андрюха помял рукой шею, болела после стычки с двумя ненормальными. Девушки сквозь стекла оглядели двор. Жителей немного, все легко и ловко пятились, кто в подъезды, кто из подъездов, кто шествовал мимо. Присмотрелись к немолодому лысоватому горожанину с тросточкой в руке, в длинном пиджаке орехового цвета и черных брюках. Тот медленно пятился мимо их автомобиля. Девушки выпорхнули наружу и подступили к нему:

– Мужчина, разрешите обратиться? – заверещала Катюха, заглядывая в глаза. – Скажите, как называется ваш город? – повела вокруг себя руками, обратила внимание, как горожанин заинтересованно проследил за движением рук, убрала их за спину, подалась грудью вперед.

– Вы поразительны. Философ говорит: для хорошего зада – хорошие руки! – разнеслось кряхтение горожанина, и он остановился, явно любуясь красивыми формами девушек. – Ловись рыбка большая и малая, – выпалил, облизнулся и широко заулыбался, показывая сразу все зубы, крупные и крепкие, как у хорошего самца.

– Да этот сумасшедший элементарно издевается над нами, – фыркнула Карюха. – Надо спросить у кого-нибудь другого, – дернула Катюху за локоть, потянув за собой.

Но Катюха не двинулась с места – взыграло самолюбие. Неужто она соломой набитая, не способна добиться положительного результата.

– Вы ведь здешний? В каком мы городе? Тут поблизости есть кафе?

– Философ говорит, – горожанин вытаращил крохотные глазки, истово вытянул вверх палец и отчеканил. – Не бейтесь лбом в стену, потому что можете прошибить ее.

Некоторое время Катюха оторопело моргала, медленно стараясь ухватить сознанием смысл услышанной фразы, чтобы разговор не получился, как у глухого с немым, а затем усмешливо заметила:

– Мозги крутит ваш философ, скорее лоб расшибете! – потерла лоб, будто ударилась им о стену. – Но, вообще-то, биться головой о стену – это занятие для психов. Не стоит уподобляться им.

Рядом Карюха прыснула громким коротким смехом.

– Философ сказал, – назидательно лилось изо рта горожанина, – кто бьется головой о стену – за стеной натыкается на кошмары.

– Кажется, мы уже находимся за этой стеной, – вздохнула Карюха, сердито посмотрела на горожанина, потом – на Катюху и снова потянула за локоть. – У меня, похоже, начинаются кошмары, – нетерпеливо переступила ногами. – От этого типа мы вряд ли чего добьемся. Он явно с придурью. Метет языком как метлой. Они тут все одним миром мазаные. Не могу сообразить, как между собой разбираются, – взгляд в сторону горожанина неприязненный. – Топайте, дядечка, дальше пятками вперед, морочьте головы другим.

Горожанин безразлично качнул затылком и, опираясь на трость, задом зашагал прочь. Раппопет лениво опустил стекло:

– Ну, что, съели? И где же все-таки обещанное кафе? То-то же. Не говори «ам», пока не заглотнул крючок.

И все-таки перевернутое кафе они нашли. Было крупно выписано сбоку двери: «сажУ ефак». Припарковались возле, некоторое время приглядывались, раздумывая, стоит ли испытывать судьбу в кафе с таким названием. Но выбора не было, кроме того, от голода подводило животы.

Деревянная дверь, выкрашенная в индиговый цвет, находилась посреди перевернутой коньковой крыши, покрытой шиферным металлом. Друзья подошли, дверь перед ними вдруг превратилась в огромный рот, губы раскрылись, вытянулись вперед, и рот вдохнул в себя воздух. Мощная струя подхватила людей и мгновенно