продолжил. – Это неправда, это неправда. Ночью оно никому не светит, – посмотрел торжествующе, как будто выиграл в рулетку.

Его утверждение было нелепым, как и все, происходящее с ними, но Катюха не собиралась спорить, за рубаху притянула официанта к себе и задышала в лицо:

– По поводу ночи я с тобой не спорю, но ведь сейчас не ночь. Поэтому как насчет еды? Мы изрядно проголодались. Ты ведь не можешь девушек оставить голодными. С твоей стороны это было бы неуважительно и не по-джентльменски.

Официант засуетился, подхватил под локоть Катюху. Она, не понимая, чего он хочет, подалась за ним. Он, пятясь, потащил ее к другому столику, за которым сидели двое мужчин в просторных тонких рубашках с коротким рукавом. Один, с вислыми усами, в бежевой рубахе. Другой, безусый, – в розовой. Смачно уплетали пищу, причмокивая и прихлебывая. Ладони крупные, пальцы толстые, на пальцах кольца. Тот, что был с вислыми усами, отправляя пищу в рот, то и дело салфеткой вытирал усы и губы. Безусый тоже часто хватался за салфетку, но в основном промокал ею испарину на лбу и подбородке. У обоих были тщательно прилизаны волосы, у безусого – широкий пробор слева, усатый без пробора, но с эллипсовидной проплешиной на затылке. Официант усадил девушку на свободное место и, ничего не говоря, отдалился. Мужчины тут же прекратили жевать, не церемонясь, внимательно окинули взглядами Катюху, живо поднялись, задом приблизились к ней, осматривая со спины:

– Перевернуто? – спросил у безусого усатый. – Работа ветеринарам.

– Перевернуто, – подтвердил безусый. – Из рук вон.

– А солнце не светит тем, кто смотрит на него, – заключил усач.

Молчком Катюха ждала, что будет дальше. Вступать в разговор не спешила, хотела понять, почему попала за этот столик, и что означал весь этот диалог? И вдруг в сознании смутно прорезалось: солнце слепит тех, кто смотрит на него. Тем не менее не понимала, как это могло относиться к ней. А диалог продолжался:

– Любопытно, – сказал усатый горожанин. – Но попробовать можно.

– Безнадежно, – ответил безусый. – Риск. Сильный запах. Опасно.

Напрягшись и пытаясь уловить смысл в диалоге, девушка терпеливо молчала не двигаясь. Наконец, мужчины вернулись на прежние места, заскрипели деревянными стульями и дружно придвинули ей свои объедки. Стали смотреть, как мартовские коты, девушке в глаза. Катюху покоробило. Значит, официант именно для этого пересадил за другой столик, накормить объедками. Но ведь не за спасибо же, наверно, собираются накормить, не просто так осматривали спереди и сзади, обсуждали что-то. Однако предлагать объедки, это уже слишком, жевать их, значило бы, потерять уважение к себе, нет, уж лучше убраться отсюда голодной, чем есть все это. Наверно, пришла пора уматывать хоть к черту на кулички из непонятного города от таких кретинов. А мужчины придвинули тарелки еще ближе и смотрели с прежним жадным любопытством. Она отрицательно покрутила головой. Но в ответ тут же тарелки придвинули к самому краю столика. Тогда Катюха решительно отодвинулась от столика и брезгливо сморщилась. Усатый глянул на безусого, отметил утвердительно:

– Перевернуто. Скоро рак на горе перестанет свистеть.

– Перестанет, перестанет, – поддержал безусый. – Но не боятся те, кому страшно.

Катюха усмехнулась:

– Вы сначала найдите ту гору и того рака, и заставьте его свистнуть, умники. А я со стороны посмотрю.

– Философ сказал: не думай, что ты выбрал место, это место выбрало тебя. Лишь собачье место там, где никому нет места! — отрезал усатый и скривил лицо. – Ветеринарная служба лечит собак от жизни, лечит от жизни, лечит от жизни.

Можно было попытаться опровергнуть услышанное, как некий бред сивой кобылы, вместе с тем мозг сверлила мысль, что все далеко не так, ведь эти двое хорошо понимали друг друга, стало быть, их логика просто не доходила до ее сознания. Черт бы их всех побрал! И зачем она тут находится? Принесла же неладная поутру Раппопета. Взбаламутил. Какого рожна после непроглядной тьмы она повернула машину в другую сторону от дома, словно какая-то сила потащила не в том направлении. Объяснить невозможно.

В то же самое время с Карюхой официант проделал аналогичное действо. Препроводил за другой столик и усадил рядом с двумя мужчинами в черных футболках, седым и чубастым. У седого горожанина слегка вились волосы, и речь была картавая. Чубастому явно надоедал длинный чуб, то и дело сползал на глаза, и горожанин рукой резко откидывал волосы набок. Карюха не сопротивлялась, следуя примеру Катюхи. За столиком стало происходить подобное, разница была в том, что диалог между седым и чубастым отличался другим набором слов и фраз, но смысл точно так же был непостижимым. Седой был старше возрастом, вел себя уравновешено и смотрел на Карюху с усталой жалостью, указательный палец на правой руке был травмирован, искривлен, и седой привычно зажимал его другими пальцами, пряча от посторонних глаз. Чубастый вел себя нервозно, размахивал руками, голос изредка срывался на фальцет. В его руках вилка с ножом мелькали перед глазами так быстро, как в цирке летали предметы в руках жонглера. Карюхе казалось, что он спорил с седым, и что они двое с трудом находили общий язык. Она, как и Катюха, не приняла объедков пищи. Но когда перед нею положили красное яблоко из вазы, стоявшей на столе, взяла его, повертела в руках, словно сомневаясь, что оно настоящее. Надкусила, чем сразу вызвала радостное оживление среди мужчин. Между седым и чубастым вдруг наступило единение. Они заулыбались с удовольствием и заговорили в унисон, показывая на яблоко. Карюхе, правда, есть его не очень хотелось, с радостью пожевала бы что-нибудь посущественнее, к тому же у других ее спутников маковой росинки во рту не было. Потому девушка вздохнула и отложила фрукт в сторону. А седой привстал и напористо заговорил:

– Философ сказал: если бы не было Евы, не было бы яблока. Но не всякое яблоко найдет Еву.

– Яблоко без Евы, как Ева без яблока, – дополнил чубастый.

– Что вы несете? – нетерпеливо вклинилась Карюха. – Будьте джентльменами, не жмотничайте. Угостите девушку приличным обедом. Или слабо́, жалко лишнюю копейку потратить? Не бойтесь, не объем. Ну, чего пялитесь, закажите, говорю, еду, какую сами только что лопали. Филе куриное уплетали, а мне яблоко суете. Ева жировала в раю, у нее все там было, от скуки яблоко на зуб попробовала. Так жить можно, я бы тоже иначе на него смотрела, если б оно было на десерт. Но вот чтобы яблоко было на первое, на второе, на третье и на десерт, это меня не устраивает. Понятно, скопидомы?

– Перевернуто! – воскликнул седой и радостно потер ладони.

– Ветеринары не упустят, – произнес чубастый и снова настойчиво придвинул к Карюхе фрукт.

Она упрямо отодвинула:

– Не навязывай мне это яблоко, я могу разозлиться.