Лукас из Джейдри тронул бока своего коня пятками. Марвин из Фостейна медленно встал, не заметив, как торжествующий гул на трибунах сменился тишиной. В правой руке, перчатка на которой насквозь взмокла от пота, он сжимал обломок своего копья с безжизненно поникшей голубой ленточкой — знаком расположения его дамы, месстрес Бьянки из Кудиона. Сегодня это копьё принесло обладательнице ленты немало славы…

«И, — вдруг с ужасом понял Марвин, — если я сейчас сделаю то, что сделаю, оно навеки покроет её позором, как и меня. И для неё это действительно будет позор — тогда как у меня просто нет выбора… Нет выбора, понимаешь?»

— Я никогда не проигрываю, мессер, вы слышите? Никогда, — сказал Марвин побелевшими губами и, больше не раздумывая ни о чём, сорвал со своего копья ленту Бьянки и отшвырнул её прочь.

Сдавленный женский крик проник в его затуманенный разум, но не смог поколебать. Марвин отвёл руку назад и метнул обломок копья в незащищённую спину Лукаса из Джейдри. Железный наконечник сверкнул в блеклом луче осеннего солнца.

Вероятно, Лукаса спас единый вопль потрясённой толпы, а может, невиданная доселе Марвином скорость реакции. Он рванулся в сторону, и копьё, которое должно было вонзиться ему между лопаток, только скользнуло по боку, разодрав в клочья жилет и кожу. Кровь фонтаном брызнула на лошадиный круп. Лукас покачнулся в седле, крепче ухватился за повод. К ним уже бежали герольды и оруженосцы. И, отстранённо отметил Марвин, королевские гвардейцы.

Марвин поднял затуманенный взгляд на королевскую ложу. На лице короля было написано возмущение, Ольвен сидела, окаменев и не глядя в его сторону, герцогиня презрительно усмехалась. Трибуны орали, в Марвина полетело первое гнилое яблоко. Бьянка из Кудиона лежала в обмороке на руках своего отца.

— Казнить предателя! — орал кто-то над самой головой Марвина.

— Трус!

— Убийца!

— Смерть ему, смерть!

Марвин почувствовал, как его схватили, но не шевельнулся. Кровь из разодранного бока Лукаса била ключом, но он и не думал падать с коня. Вместо этого спешился, молча отвёл от себя руки потянувшихся было к нему оруженосцев. Марвин с изумлением понял, что он стоит на ногах абсолютно твердо. Его лицо не исказилось, даже не дрогнуло. Вот только глаза… какие же странные были у него глаза. И не было в них ни презрения, ни ненависти, ни желания убить. Ничего из того, что Марвин ожидал увидеть.

Лукас остановился в шаге от него, какое-то время изучал его лицо — внимательно, пристально, не давая отвести взгляд. Потом посмотрел поверх головы Марвина — туда, где сидела королевская семья.

— Мой король! — крикнул он. — Подарите мне жизнь этого человека!

Марвин не мог видеть короля, но знал, что тот недоволен. А уж королева…

— И речи быть не может! — звеняще ответила Ольвен. — Он совершил чудовищное преступление против всех законов чести и будет немедленно казнён!

— Вы правы, моя королева. Но я прошу вас об этом. В качестве особой милости, как победителю этого турнира.

Один из герольдов поморщился — напоминать о своей победе считалось дурным тоном.

— Он имеет право на такую просьбу, — после короткой паузы сказал король, и Марвину показалось, что он услышал, как фыркнула герцогиня. И через миг понял, что не ошибся — потому что в напряжённой тишине ристалища оглушительно громко прозвучал её низкий голос:

— Каков король, таковы и слуги!

Последовавший грохот шагов сообщил Марвину, что после этого поразительного в своей дерзости заявления её светлость покинула ложу. Молчание понемногу становилось зловещим. Марвин тяжело дышал, чувствуя, как струится по спине пот.

— Бес с вами, забирайте! — раздражённо сказал король наконец и, судя по поднявшемуся в королевской ложе шуму, также удалился. Турнир окончился.

Марвина отпустили.

Тогда Лукас из Джейдри шагнул вперёд и на глазах трёх тысяч зрителей отвесил ему две тяжёлые звонкие пощёчины.

Голова Марвина мотнулась из стороны в сторону. Щёки пылали — от ударов, от стыда, но больше всего — от ярости, захлестнувшей горло петлёй. И эта петля всё сжималась и сжималась, когда Лукас наклонился к Марвину — так близко, что тот ощущал его ровное, спокойное дыхание на своём лице — и сказал, тихо, внятно и вкрадчиво:

— А надо уметь проигрывать, малыш. Надо учиться.

Потом он развернулся и пошёл прочь. Его тут же обступила стайка оруженосцев, и в их окружении он твёрдым шагом достиг палатки, возле которой уже нетерпеливо приплясывал лекарь. Кровь всё так же текла из бока Лукаса по бедру, капая на землю и оставляя бисерный след на цветном песке.

Зрители стали расходиться — тихо, словно подавленные произошедшим. Марвина больше не оскорбляли, и то брошенное гнилое яблоко так и осталось единственным.

Словно все прекрасно понимали, что унизить его сильнее уже попросту невозможно.

Вскоре Марвин остался один, не считая суетившихся слуг, которые понемногу начинали прибирать ристалище. Какое-то время он стоял всё так же неподвижно, глядя на палатку, в которой скрылся раненый победитель. Потом его взгляд упал на копьё, принесшее ему столько славы и столько позора. И вслед за ним — на валяющуюся в пыли синюю ленту Бьянки.

— Это мой позор, — сказал он непослушными губами. — Это… только мой…

А надо уметь проигрывать, малыш.

Рука в промокшей перчатке сгребла песок, выуживая из него обломок копья с окровавленным наконечником, блестевшим на солнце.

— Сэйр Лукас из Джейдри, — проговорил Марвин Фостейн, навсегда отпечатывая в памяти это имя. — Не льстите себе, мессер. Я ещё не проиграл.

Шелест матерчатых створок палатки слился с окружающей суматохой, но Лукас всё равно расслышал его среди прочих звуков. И знал, кто явился справиться о нём, — хотя и лежал с закрытыми глазами.

— Ну как ты, жив?

— Прочь, — сказал Лукас, не открывая глаз.

— Но, мессер, ваша рана!.. — заголосил лекарь, и Лукас открыл глаза.

Лекаря тут же будто ветром сдуло. Оруженосец догадался последовать за ним.

Они остались наедине.

— Когда я спросил, будешь ли ты участвовать в турнире, я не имел в виду подобное представление, — сказал Дерек, подходя ближе.

— А что ты имел в виду? Ты же знаешь, по-другому я не умею, — ответил Лукас, приподнимаясь. От тугой обвязки вокруг рёбер немного спирало дыхание. Ледоруб забери этого костоправа, всё-таки схалтурил. Дерек заметил мимолётную гримасу Лукаса и спросил:

— Серьёзная рана?

— Да царапина, — раздражённо бросил Лукас, садясь. У него немного кружилась голова, но в целом он чувствовал себя нормально. Если его что и беспокоило сейчас, то отнюдь не разодранный бок.

— Хорошо, что ты заглянул, — сказал он. — Я и сам думал тебя потом поискать.