Площадка грузового подъемника нижнего люка опустила на грунт робота на гусеничном шасси с отверткой в клешне. Держа отвертку за самый кончик рабочей части, робот воткнул ее в кучу крошки, которую успели нагрести собаки.

– Оставим это гадское место его хамским хозяевам. Мне почему-то кажется, что все инструменты они зажимают задницей, – Горм скорчил под респиратором рожу и с лязгом всполз на откидную решетчатую ступеньку перед дверью. Собаки, затеявшие было разборку, полезли в нижний люк, опрокинув одного из роботов. Пока тот копошился в песке, все его собратья, ненароком пройдясь по нему ногами и гусеницами, загромоздили собой площадку лифта. Опрокинутый робот наконец встал на шасси, помогая себе клешнями, замер в тупом раздумьи на несколько мгновений и неуверенно втиснулся на площадку.

Грузовой подьемник пополз вверх, закрылась, впустив Горма, дверь. Выйдя из шлюза, Горм, не снимая костюма, прошел в бытовой отсек, через осмотровый люк в полу впустил собак, одновременно отравив помещение угарным газом, дождался, пока атмосфера очистится, протопал в головной отсек, сел в кресло, выслушал Фенрирову отповедь собакам, опять лезущим внутрь через первую попавшуюся дыру, не считаясь с последствиями, переключил на себя управление, загнал на выполнение программу контроля двигательной установки, получил ответ о готовности, вставил ключ в гнездо, зашипел и выдернул его обратно. «Чтобы включить двигатели, надо разомкнуть силовой щит. Если разомкнуть силовой щит, Фенрир сядет на грунт. Если Фенрир сядет на грунт, придется стартовать с сыпучей поверхности. Если придется стартовать с сыпучей поверхности, плазменные струи из дюз унесут отвертку.» В каждый момент времени мозг Горма был в состоянии думать только одну очень короткую мысль, но невозможность параллельной обработки данных компенсировалась быстродействием.

– Полюбуйтесь на этого умом траченого! Сидит, сопит, пыхтит, только что задницей не чавкает от натуги, – начал было Фенрир.

– Молчи, плюгавый выползок из троллиных испражнений! Не будь твоя ржавая личность слишком ничтожна для моего гнева, я испепелил бы ее одним напряжением мысли! – выспренно оборвал его Горм. – Выгони наружу двух охранников, о несчастный, над убожеством которого заплакал бы и Кальмот Палач, Разоритель Семи Городов, вели им цеплять трос, выключай силовой щит, отгоняй их с тросом подальше и включай щит снова. Волоком пойдем!

Поскольку речь у Горма никогда не контролировалась сознанием, после сброса задачи передвижения в мозгу у него сразу пошла предыдущая задача, прерванная из-за более низкого приоритета – контакт с аборигенами. Горм решил, что не худо бы что-нибудь им подарить, даром что хамы. В подарок можно было без всякого ущерба отдать добрую треть зачастую не только бесполезного, но даже неопределимого содержимого отсеков Фенрира, но после катастрофы природная жадность Горма окончательно переросла все пределы, и расстаться даже с самой тухлой тряпкой было для него немыслимо, поэтому он велел Фенриру наформовать восемь дюжин кремнийполимерных болтов с гайками и шайбами на размер четыре и положить их на холмик, в который уже была воткнута отвертка.

На песке чернели подарки, оставленные местному населению примерно так же, как в своое время оставлялись купцами на берегах неисследованных островов игрушечные мыши на колесиках, ярко размалеванные косметические сумки и штампованные из дешевой пластмассы заколки для волос, а роботы волокли Фенрира по ложбинам между холмами, пока берег озера не отдалился на пол-поприща.

Вдоль причудливо иззубренного вершинами отдаленных курганов края неба дрейфовали облачные лохмотья, сплетавшиеся и разлетавшиеся в клочья в нескончаемом зловещем танце. Горм, естественно, мысленно уподобил их обрывкам савана, не пытаясь спроецировать метафору на реальность, потом прикинул химический состав атмосферы и несколько раз перетряхнул унылый набор газов, аэрозолей и пыли в поисках хоть какой-нибудь закономерности. Сначала ничего не наклевывалось, но, благодаря еще одной кладбищенской аналогии, некоторое свойство, сперва показавшееся Горму слишком общим, все-таки застряло в редкой сети его мыслей. Мертвецы, корчащиеся в пламени погребального костра, клубы жирного дыма, копоть, оседающая на оскаленные каменные морды идолов… Продукты горения – и в облаках, и на поверхности, и в нижних слоях атмосферы. Горм посмотрел в окно – песок уже не был единственным веществом, составлявшим холмы. Попадались и более крупные куски не то кирпича, не то бетона с серо-черной ноздреватой поверхностью, и скрученные, точно в предсмертных конвульсиях, металлические стержни. Горм представил себе огромные костры, увенчивающие каждый курган, и столбы дымов, под заунывное пение поднимающиеся к небы и заволакивающие его лохматым саваном. И все, кто обитал здесь, сами взошли в погребальный огонь и сгинули в оном вместе с конями, ладьями и женами.

Горм провел пальцем по отпечатку от своего выходного сапога. На пальце остался темно-серый след – прах несметных полчищ мертвецов. Горм вытер палец о штаны и пошел в шахту искать удочки – вдруг в озере сохранилась какая живность.

Собаки, мгновенно уловив намерение хозяина, подняли шум и запросились с ним.

– Да бросьте, что здесь за рыбалка, – проворчал Горм, распутывая клубок толстой лески для поводков. Это вам не озеро Мьерс… То есть трудно даже представить, насколько это не озеро Мьерс.

Срезая пилообразными бивнями молодые деревца и бросая их хоботом себе под ноги, панцирный слон пробирался к воде. В темноте разносились пыхтение и тяжелый хруст, сопровождаемые писком потревоженных мелких лесных жителей. Слон, отдуваясь, проломился через переплетение стволов и ветвей и угодил передними ногами на полосу крупного рыхлого песка. Песок еще не уплотнился под тяжестью могучей туши, а слон уже окунул хобот в прохладную воду. На некоторое время над озером восстановилась относительная тишина. Наконец наполнившиеся водяные мешки встопорщили роговые пластины на спине зверя. Слон поднял голову вверх. На небе творилась обычная ночная кутерьма – скрещивались и расходились тонкие разноцветные лучи, приближались и удалялись источники пульсирующих вспышек, причудливо вырезанные тени, закрывая звезды, проносились из конца в конец небосвода, а из-за горизонта поднимался узенький серпик, окруженный голубым сиянием. Слон повернулся к лесу, шурша кожей о кору и ветви деревьев, и по проложенной тропе устремился к скальному останцу, где его хобот на закате уловил запах слоницы, принесенный ветром с плоскогорья. Слону предстоял двухдневный путь через безводное плато, вымощенное восьми– и четырехугольными полированными плитами, он бежал экономичным коротким галопом, сотрясая землю и всколыхивая кроны лавров и буков, стволы которых задевали его мощные бока.

Разбуженные птицы снова уснули, покрепче вцепившись в ветки, к кучам слоновьего помета спешили разные твари-навозники, а панцирный слон уже миновал останец, спеша на могущую оказаться обоюдно небезынтересной встречу со слоницей.

Затих треск в чащобе, почва уже не вздрагивала от топота, но озеро и окружавшие его заросли были полны других источников шумов. Всплескивали хвостами по воде рыбы и рептилии, кричали и хлюпали тиной в тростнике гады, попискивали в воздухе вампиры, а с холма на южном берегу озера доносились сильно приглушенные звуки двух гитар.