бывает, так что вы лучше приходите и сами убедитесь… ага, буду вас ждать. Непременно. Договорились.

— Вот так-то. — Она укоризненно взглянула на Лебедкина. — А ты сразу орать. Так можно человека до инфаркта довести!

— Да ничего ему не сделается! Спорим, он больше расстроится, что его ценная вещь пропала, чем что жену убили…

Херувимский вошел в прозекторскую, зябко поежился, неуверенно, опасливо огляделся.

Данилыч привычным жестом поправил бабочку, подошел к накрытому простыней телу.

Херувимский прижал руку к груди, уставился на труп под простыней, потом быстро взглянул на полицейских:

— Это… это она?

— А вот вы нам это сейчас и скажете! — И Данилов жестом циркового фокусника откинул простыню.

Херувимский испуганно попятился, посмотрел на мертвую женщину, затем перевел взгляд на Данилова, а потом — на Дусю и Лебедкина, словно ждал от них каких-нибудь пояснений.

Данилыч прокашлялся:

— Ну что?

— А кто это? — Вопросом на вопрос ответил Херувимский.

— То есть как? — Лебедкин пристально взглянул на него. — Вы ее не опознаете?

— Нет, а должен?

— То есть это не ваша жена, гражданин Херувимский? — недоверчиво осведомился Данилыч.

— Нет, конечно.

— Вы уверены? — уточнил Лебедкин. — Все-таки она мертвая и не в самом лучшем виде…

— Слушайте, ну что я, собственную жену не узнаю? Вот вы, например, свою жену узнаете?

— Я не женат, — недовольно произнес Лебедкин. — То есть разведен… то есть это вообще к делу не относится. Короче, вы не опознаете свою жену, гражданин Херувимский?

— Да сколько можно повторять? Конечно, не опознаю. Это другая женщина, которую я никогда прежде в глаза не видел. И надеюсь больше не увидеть.

— Ладно, тогда вы можете быть свободны. Но никуда не уезжайте — вы нам можете понадобиться.

Херувимский что-то недовольно проворчал себе под нос, но побрел к выходу.

— Дорогу обратно найдете? — спросила Дуся.

— Найду!

Как только дверь за Херувимским закрылась, Лебедкин переглянулся с Дусей.

— Ну вот тебе и здрасте! А ты говоришь, что мы установили личность. Теперь нужно начинать сначала…

— Ну, меня платье ввело в заблуждение… — призналась Дуся. — Но согласись, платье точно такое же, как на той фотографии… трудно было не обознаться…

— Платье… — повторил Лебедкин, и его лицо приобрело отстраненное выражение. Дусе это выражение категорически не понравилось — такое выражение появлялось у ее напарника, когда он думал, что наткнулся на серийное убийство.

— Петя, только не это! — простонала Дуся. — Ты мне нужен трезвый и вменяемый!

— А? Что? — переспросил Лебедкин, как будто просыпаясь, и повернулся к эксперту: — Данилыч, теперь только на тебя надежда!

— Да, Данилыч, миленький, теперь только ты нам можешь помочь! — присоединилась к напарнику Дуся. — Что ты можешь сказать про эту покойницу?

— Ну… — Данилыч снова поправил засаленную бабочку, прокашлялся и заговорил: — Перед нами женщина примерно тридцати пяти лет, причина смерти, как я вам уже говорил, — удушение, время смерти… ну, про это я вам тоже уже говорил…

— Данилыч, нам бы хоть какую-нибудь зацепку, чтобы установить ее личность!

— Ну… могу, конечно, сказать что-то о ее зубах, но мы все равно не знаем, к какому стоматологу она ходила, а проверить все стоматологические клиники в городе нереально. Но вот что интересно — ей делали операцию на коленном суставе левой ноги. У нее была старая, еще детская травма, вызвавшая дефект коленного сустава. Эта травма могла сказаться на походке и привести к более серьезным последствиям. И несколько лет назад ей сделали операцию.

— А где сделали — можно сказать?

— Ну… операция довольно сложная, самое лучшее место, где такое могли сделать, — Институт травматологии. Так что советую туда наведаться. Если даже не они делали, то они, по крайней мере, могут вас куда-то направить.

— Больше ты нам ничего полезного не можешь сказать? Хоть что-нибудь!

— Больше ничего. В остальном жертва была здорова и прожила бы достаточно долго, если бы не встретила на своем пути негодяя, который ее задушил.

Дуся с Лебедкиным переглянулись в удивлении, услышав в голосе эксперта скорбные, трагические нотки. Надо же, вроде бы насмешник такой и даже циник, а вот, поди ж ты, пожалел молодую женщину… значит, ничто человеческое ему не чуждо…

На выходе из лаборатории поджидал их, однако, Аркадий Херувимский.

— Что вам еще? — набросился на него Лебедкин. — Вам же сказали — идите домой, вас вызовут, если что понадобится! Не отвлекайте нас от работы!

— Если что? — прищурился Херувимский. — Вот какие действия вы проводите по моему делу? И на каком основании вы меня вызываете незнакомые трупы опознавать, если меня ограбили? Украли ценную вещь, а вы ничего не делаете!

Лебедкин набрал воздуху, чтобы высказать этому типу все, что он думает о нем, о его жене и о мифической драгоценности, которой, может быть, и вообще нет, но Дуся была начеку и оттеснила его могучим плечом в сторону.

— Иди, Петя, работай, мы тут разберемся, — вполголоса проговорила она. — А вы, Аркадий Викторович, сбавьте обороты. Не нужно таким тоном разговаривать.

Они поднялись наверх и остановились у окна в коридоре.

— Давайте мы поговорим с вами неофициально. — Дуся улыбнулась, и от ее улыбки лицо Херувимского стало мягче, и появились в нем человеческие черты. — Итак, мы выяснили, что жена ваша вас, уж простите, обманывала, нет у нее никакой престарелой тетки. То есть тетка, возможно, и есть, но ни в какой деревне, у черта на куличках, она не живет. Далее, когда ваша жена уехала неделю назад, то, судя по всему, она не собиралась возвращаться. Об этом говорит то, что она взяла с собой почти все вещи, оставила уж совсем ненужное.

— Но я… но она… да не может быть! — Херувимский замахал руками, как мельница крыльями.

— Да хватит уже голову под крыло прятать, как страус! — Дуся повысила голос. — Что вы все отмахиваетесь, мы же тут не в игрушки играем. Повзрослейте, наконец! Машина вашей жены обнаружена на автомобильной стоянке на улице Карбышева! Были у нее знакомые или родственники в том районе?

— Не знаю…

«Хоть что-то он о своей жене знает?» — подумала Дуся, старательно удерживая на лице приветливое выражение.

— Значит, теперь вы должны окончательно определиться. — Она добавила в голос официальной строгости. — Либо вы заявляете, что ваша жена просто пропала, то есть уехала от вас, либо вы утверждаете, что она украла у вас вашу ценную вещь.

— Она не могла украсть медальон, она… она не подозревала о его существовании!

— То есть как?

— Да вот так! Я ей его никогда не показывал! Ни разу! А почему я должен сразу же делиться с посторонним человеком самым сокровенным? Не для того мои предки много