в скиту, повернулся к Григорию и уставился на него незрячими глазами, затянутыми белесой пленкой.

— Как тебя звать-то, вьюнош? — спросил он сухим каркающим голосом.

— Григорием.

— Чувствую в тебе большую силу, Григорий! Далеко пойдешь, большие дела делать будешь…

Он вдруг замолчал на полуслове, шагнул к Григорию и прикоснулся рукой к его лицу.

— Далеко пойдешь, Григорий, с большими людьми спознаешься… с самыми большими… с самим Государем запросто говорить будешь… но конец твой будет страшным… кровь вижу… кровь на снегу… много крови… еще полынью вижу… прорубь во льду…

— Это ничего, что страшный конец! — неуверенно проговорил Григорий. — Главное, что посередке! Далеко, говоришь, пойду? Ну так и хорошо! Хоть час, да наш!

Лебедкин и Дуся вернулись в родное отделение, и первым, кого они встретили в коридоре, был Коля Еропкин, который уныло топтался у кофейного автомата.

Автомат, как всегда, не работал.

— Ну и подсиропил ты нам дело! — возмущенно проговорил Лебедкин. — Теперь придется на край света тащиться, в Подпорожский район… представляю, какой это медвежий угол!

— И ничего не медвежий! — обиженно отозвался Еропкин. — Очень красивые места! И рыбалка там отличная! А уж сколько грибов и ягод, я и не говорю!

— Может, летом и красивые, а сейчас я себе представляю… здесь-то, и то в окно выглянуть противно…

— И я, между прочим, оттуда родом! — продолжал обижаться Еропкин. — Малая родина… И каждое, между прочим, лето хоть на недельку, а съезжу туда, к истокам припасть…

— Ну извини, я ничего такого не хотел сказать… просто сейчас ехать туда неохота…

— А какое конкретно место тебе понадобилось?

— Деревня Таракановка, — поморщился Лебедкин. — Одно название чего стоит…

— Таракановка? — переспросил Еропкин. — А ты, Петя, ничего не перепутал?

— С какой стати?

— А с такой, что Таракановки уже пять лет как нет.

— Что значит — нет?

— То и значит. Нет больше такой деревни. Была, да сплыла. Пять лет назад ее из списка населенных пунктов исключили и электричество отрезали.

— Ты уверен?

— Конечно! У меня бабушка неподалеку живет, в деревне Малые Зяблики. Говорю же, каждое лето ее навещаю. Бабка упрямая, уж мать хотела ее в город переселить, она — ни в какую! Тут, говорит, и помру, где родилась и всю жизнь прожила. Да только она еще всех нас переживет — дай бог здоровья ей! У них в Зябликах тоже всего полторы старухи осталось, но все же, пока есть живые люди, деревня в списке значится, и автолавка по пятницам приезжает, и электричество есть, и даже рейсовый автобус раз в день останавливается. А в Таракановке пять лет как никто не живет… стоят еще какие-то дома заколоченные, без окон, да и те скоро развалятся или сгорят…

— А может, есть еще одна деревня с таким названием? — осведомилась Дуся, которая до того сбегала к Софье Павловне, но ту вызвал к себе начальник, так что разговора не получилось.

— В Подпорожском районе? — переспросил Еропкин. — Я там все деревни знаю. Второй Таракановки нет. Вот Зяблики… Есть Малые Зяблики, есть Большие, а еще есть Верхние Зяблики. А Таракановка всего одна, можете не сомневаться.

Дуся не сомневалась в свидетельстве Еропкина, но все же на всякий случай открыла в компьютере список населенных пунктов Подпорожского района.

И убедилась, что деревни с гордым названием Таракановка среди них нет. Пять лет назад была, а сейчас нет.

— Вот так вот, — сказала она напарнику, — наврала все женушка этому Херувимскому. Я сразу поняла, что ни в какую деревню она не уехала, когда увидела, что почти всю одежду она с собой взяла. Больше тебе скажу — точно она возвращаться не собиралась.

— Да ясен пень! — энергично закивал Лебедкин. — Решила, значит, отвалить куда-то, и единственную ценную вещь с собой прихватила. Потому что если честно, то больше у него и брать-то нечего. Как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок!

И вот что теперь делать? В розыск ее объявлять? Так прежде нужно от этого придурочного Херувимского заявление получить, что жена его обокрала!

— А когда найдем ее, она скажет, что он ей сам эту штуку дал! На годовщину свадьбы подарил! Или просто взяла, подружкам показать! И вообще, муж да жена — одна сатана, так что где тут кража-то? Да нас, Петя, на смех поднимут!

— Да знаю я! — В отличие от Дуси Лебедкин быстро впадал в уныние и потом долго в нем находился. — Но все-таки что-то делать нужно, потому что этот Херувимский такой склочный тип, будет всюду жалобы строчить, работать не даст.

Порешили поискать сбежавшую жену неофициально, точнее, поискать ее машину. А когда найдут, то поговорить с ней приватно и убедить, чтобы сама со своим муженьком разобралась. Пускай ему драгоценность отдаст, а там гуляет на все четыре стороны.

Обратились к Коле Еропкину, он все всегда про всех знал и имел кучу знакомых везде.

Еропкин был, по словам Дуси, мужчиной обстрелянным, то есть ничего не стал бы делать только за ее улыбку, так что его вызвали в их крошечный кабинет и напоили кофе из Дусиных личных запасов, да еще и выдали полпакета сдобного печенья из близлежащей пекарни. Владелец пекарни к Дусе, по его собственному выражению, неровно дышал и все уговаривал ее сняться для рекламы булочек с корицей.

Сытый Еропкин не подвел, и уже через два часа Лебедкину позвонили и сообщили, что синяя «Шкода» за номером таким-то, принадлежащая Херувимской Екатерине Владимировне, найдена на стоянке, что на улице генерала Карбышева. Камер там рядом нет, но предварительно известно, что стоит машина примерно неделю. Если надо, можно машинку осторожненько вскрыть и посмотреть.

— Поеду! — решил Лебедкин. — На месте посмотрю, а там уж будем думать…

Максим Максимович смел снег со ступенек, поднялся на крыльцо, вставил ключ в замочную скважину. Обычно после большого перерыва ключ поворачивался с трудом, приходилось приподнимать дверь, но на этот раз замок открылся на удивление легко. Как будто его закрыли только вчера, а не три месяца назад.

В доме было еще холоднее, чем на улице. Пока протопишь печку, пока дом хоть немного прогреется… хорошо, что жена не поленилась, приготовила термос с кофе.

Не хотел он ехать на дачу — что там зимой делать, — но жена настояла. Хотела проверить, как там да что… ну, с ней спорить — себе дороже. Опять же, им, как пенсионерам, проезд бесплатный…

Нинель Ивановна вошла в комнату, поставила на пол сумку с продуктами, повернулась к холодильнику…

— Максим! — проговорила строгим деревянным голосом. — Я тебе сколько раз говорила — холодильник нельзя оставлять закрытым! Там,