— Ну ладно, идем, — отвечает тетя так, будто делает младшей сестре одолжение. — Поговорим, если уж так надо.

Развернувшись, она направляется туда, где стою я. Быстро кивает мне, словно что-то хочет сказать, но я настолько шокирована внезапным появлением матери у нас дома, что туго соображаю. Она замечает мою озадаченность и кладет руку на плечо.

— Элла, занимайся дальше своими делами, — говорит тетя, и я наконец-то могу обрести почву под ногами. Киваю и проскальзываю в ванную комнату, которая граничит с кухней, куда направляется тетя, а следом вышагивает мама, надменно вздернув острый нос.

Слышу, как кто-то из них закрывает дверь.

Мне бы уйти. Мне бы заняться своими делами, как и сказала тетя, но я не могу сдвинуться с места. Не знаю, в курсе ли мама, что дом старый, стены тонкие, и я все слышу. Помнит ли об этом тетя, которая не отправила меня, например, в свою комнату, а позволила зайти сюда?

Я разрешаю любопытству взять верх и прижимаюсь ухом к стене. Там, где все слышно.

— И что тебя привело в мою скромную обитель? — театрально спрашивает тетя, и я даже представлю, как она взмахивает руками, закатывает глаза и выдыхает.

Она не мечтала о карьере. Она не грезила голубым экраном или подмостками знаменитых театров. Вся ее игра — кривлянья для сестры. Мол, смотри, как я умею. А мы ведь родня, мы ведь так похожи. Это ты так выглядишь на сцене или в кино. Ты и я — одно целое. Примерно так я читаю этот посыл, представляя выражение мамы. Она злится, но не скандалит. Она пришла сюда не просто так, и значит, ей нужен этот разговор, даже если он никому не понравится.

— Будешь чай? — продолжает вопрошать тетя и, судя по звуку, подходит к плите и берет чайник. Звенит посуда. Она достает чашки.

— Нет, не буду.

— Оль, ты же пришла в гости, — хмыкает тетя, — так что угощайся. Это ведь и твой дом.

Я закатываю глаза. Опять начинается. Квартира после смерти бабушки была завещана обеим дочерям. И тетю злит тот факт, что мама так и не отдала сестре долю. А я здесь и вовсе на птичьих правах нахожусь. Мне до сих пор неясны причины, зачем маме нужна здесь доля. У нее собственная квартира в центре города. Огромная, стильная и жуть какая дорогая (мне об этом тетя рассказывала много-много раз). Мы же ютимся в трехкомнатной панельке на окраине. Так далеко, насколько это возможно, чтобы не пересекаться, живя в одном городе. Будто два разных мира.

Впрочем, так было всегда.

— Не начинай, — отвечает мама. — Я пришла сюда поговорить о другом.

Уверена по многозначительной паузе — тетя изумленно изгибает брови, всем видом показывая свою заинтересованность. Поругаться из-за доли не получится, зато на другой теме, столь важной для мамы, тетя оторвется. Я даже предвкушаю, чем все закончится. Мама психанет и сорвется, убежит из родительского дома и еще лет пять здесь не появится. Тетя весь вечер будет пить вино, посмеиваться над своей глупой сестренкой и наставлять меня на путь истинный.

Не будь как она. Ты лучше.

К чему вся эта чепуха? Не понятно. Но я как обычно буду поддакивать тете и тайно лелеять мысли, как сваливаю прочь из этого дома одного сумасшедшего героя какого-то артхаусного фильма.

— Так что случилось? Мы же вроде сделали все, о чем ты нас так заботливо просила. Никаких скандалов, интриг, расследований, — перечисляет тетя, бряцая посудой. Так она добавляет остроты в разговор.

— Дело в другом, — громко выдыхает мама и, судя по скрипу ножек стула по кафельному полу, садится за стол. — Вчера вечером после ужина Стас сказал, что хочет, чтобы Элла переехала в наш дом.

Слышу свое имя и вмиг теряю выдержку. Сердце ударяется в горло, перехватывает дыхание. Ноги становятся ватными, а ладошки за секунду промокают от пота. Переехать? К ним?

Не верю своим ушам! Бред… Это какой-то бред!

— Зачем? — кажется, тетя тоже удивляется. — У Эллы есть дом.

Наверное, мама морщится. Наверное, тетя усмехается.

— Он предлагает Элле пожить у нас всего лишь лето. Пока она не поступит в институт. Или куда она там поступать будет.

Теперь я закатываю глаза, прижимаясь щекой к прохладной стене. Она даже не слышала или не хотела слушать. Ужасно!

— Она может и здесь жить дальше. У нас не было уговора, чтобы выгонять ее из дома, когда ей исполнится восемнадцать. Так что не переживай за дочку.

Я нервно дергаюсь. От их «уговоров» меня изрядно подташнивает. Но то, каким тоном это объявляет тетя, вгоняет меня в тоску. И я еще больше убеждаюсь, что поступаю правильно, собираясь уехать как можно дальше из этой дыры. Переезд к маме — кошмар наяву. Оставаться здесь еще на пару месяцев — терпимо, но уже не хочется.

Как же сложно!

— Я не переживаю, — фыркает мама. — Просто поговори с ней. Объясни, что это пойдет нам на пользу. Пусть соберет вещи. После выпускного мы ее заберем.

Ахаю и тут же прижимаю ладонь ко рту в надежде, что меня не услышат.

Она уже все решила. Нет, не она. Так захотел Самойлов, решив, видимо, поиграть в заботливого папочку, раз с сыном не складывается, а мама подыгрывает ему, притворяясь идеальной женушкой. Крепко зажимаю рот ладонью, потому что чувствую, как тошнота, уже реальная, подступает к горлу.

— В общем, она должна переехать к нам на лето. Потом мы снимем для нее жилье, когда она поступит куда-нибудь. Ты же будешь получать эти месяцы деньги.

— Думаешь, она согласится?

Между ними повисает тишина, а я хочу кричать. Хочу наорать на этих стерв, которые так легко решают мою судьбу.

Ненавижу их. Ненавижу их!

— Тебе придется уговорить ее, — отвечает мама и встает. Я слышу, как вновь скрипят ножки стула.

— А если не получится?

— Если тебе все еще нужна доля в этой проклятой квартире, то все у тебя получится.

Козырь. В ее руках всегда был чертов козырь! И она наконец-то использует его. И все потому что хочет угодить своему новому мужу. Стерва! Грёбаная стерва!

Хлопает дверь. Сначала кухонная. Потом входная. Мама уходит. Тетя остается на кухне, где я ее и нахожу спустя пять минут. Мне нужно время, чтобы привести свои чувства в порядок. То есть создать видимость, что я в порядке.

— Она уже ушла? — удивленно спрашиваю я, будто не заметила ухода женщины, которая меня родила и когда-то бросила. Впрочем, она бросает меня всегда.

Тетя кивает и делает глоток остывшего чая.