Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И что ты так трясешься из-за дорог? – удивился Адам. – А если по ним поедем, нас что, настигнут призраки Кольца?
Адам вообще не читал «Властелина колец», только фильмы смотрел, и от упоминания этих персонажей она разозлилась, потому что терпеть не могла его многозначительных замечаний о том, в чём он совершенно не разбирался.
– О блокпостах когда-нибудь слышал? Когда надо согнать откуда-нибудь всё население в одно место типа лагеря, на дорогах выставляют посты, чтобы задерживать всех, кто к ним приблизится, – объяснила Краш. – А еще на дорогах бывают пробки. Видел в новостях, что творится при каком-нибудь урагане, когда народ толпой валит из города? По дорогам просто не проехать, сплошные аварии.
– Ну мы-то не в городе живем, – возразил Адам, – а в захолустном студенческом городишке, где три четверти населения появляется только во время учебного года, который, кстати, так и не начался. Когда в последний раз мы ездили в город, половина магазинов не работала, значит, большинство народу уже разъехалось или заразилось. Вряд ли на дорогах будут пробки.
– Ну конечно, и нам ни разу не придется выезжать на другие оживленные дороги или пересекать крупные города, – съязвила Краш, закатив глаза.
– Ну хватит, – отрезал отец, барабаня пальцами по столу.
Отец был высокий и поджарый, с длинными худыми ногами, зеленовато-голубыми, как у дочери, глазами и светлыми редеющими на макушке волосами. И пусть не был похож на деспота, дети послушались с первого слова, хоть уже давно повзрослели.
– Придется идти пешком, по-моему, тут и спорить не о чем.
– Ты серьезно? – запыхтел Адам. – Поверил в ту чепуху, что она вычитала в своих книжках?
– Нет, – ответил отец. – Я верю собственным глазам. В новостях уже показывали, какие на дорогах пробки. А те, кому стало плохо за рулем, наверное, побросали машины. В любом случае от людей надо держаться подальше, хоть мертвых, хоть живых, может, они заразные. А в лес мало кто сунется, так что в одном Краш права – отсюда до маминого дома полно безлюдных мест. Если маршрут прикинуть с умом, дороги и города можно обойти стороной.
– Да мы так целую вечность будем добираться! – заканючил Адам.
– Не хнычь, – сказала Краш.
Глядя на брата, просто не верилось, что он старше. Она где-то читала, что мальчишки психологически взрослеют позже девочек. Похоже, тут как раз такой случай. Но даже понимая причину такого поведения, терпеть его выходки было ничуть не легче.
– Фрэнк, – возразила мама, – а как же нога Делии… Ну сколько она пройдет? Идти-то сотни миль!
– Мам, только не надо делать вид, что я пустое место, – возмутилась Краш. – И вообще, могу пройти побольше некоторых, я же тренировалась.
– А ты не перебивай, Делия. Может, хоть часть пути проедем на машине, чтобы тебе лишний раз ногу не напрягать? Да, я в курсе, что ты несколько недель тренировалась с этим дурацким рюкзаком, но ты просто не представляешь, как это тяжело.
– Это моя нога, – огрызнулась Краш, – мое тело, и я уж как-нибудь в состоянии рассчитать собственные силы.
– Не смей грубить матери, – оборвал ее отец.
Краш не хотела грубить, но как же тяжело всё это выслушивать. Привыкнуть к ноющей боли, отёкам, пристальным взглядам, невероятно бесцеремонным вопросам чужих людей было гораздо проще, чем к такому отношению здоровых, в том числе родных, уверенных в том, что им лучше знать, как ей себя вести.
Хотя ногу отняли давным-давно, мама нет-нет, да посмотрит на протез большими влажными глазами и украдкой смахнет слезу.
Краш не видела смысла оплакивать утрату, но мама не могла сдержаться, словно эти слезы каким-то чудом могли исцелить ее дочь.
А еще Краш бесило, когда люди несли всякий бред вроде: «Ах, какая ты храбрая». Вряд ли у нее прибавилось храбрости из-за того идиота, который уткнулся в мобильник за рулем вместо того, чтобы следить за дорогой, и потому ее сбил.
И вообще, что ей оставалось делать? Отказаться от протеза?
Она выбрала протез, потому что уже в восемь лет понимала – так у нее будет больше свободы передвижения и меньше придется терпеть сочувственные взгляды – если прикрыть протез штаниной, то оставалась заметной лишь легкая хромота. А чужая жалость только раздражала до зубовного скрежета.
– Я не грублю. Только говорю, что справлюсь не хуже вас, – ответила Краш. – Уж столько лет прошло, пора бы уже привыкнуть.
– Да я не говорю, что не можешь, просто вдруг устанешь. Мало ли что ты о себе возомнила, не стоит так ершиться, я же о тебе забочусь, – нахмурившись, ответила мама.
– Хватит со мной носиться, как с недочеловеком, – рассердилась Краш. – У меня не хватает только половины ноги, а мозги все на месте, так что разберусь уж как-нибудь, что мне по силам, а что нет.
– Я просил, не говори таким тоном с матерью, – предупредил отец, но в тот момент его слова канули в пустоту, потому что мать с дочерью устроили Смертельные Гляделки, и для них окружающий мир просто перестал существовать.
– Делия, ты говоришь, что у тебя всё в порядке… – начала мама.
– Да, – перебила дочь.
– От такого количества фантастики точно свихнешься, – заметил Адам.
– Тебя только не хватало, – окрысилась Краш.
– Да, Адам, не вмешивайся, – съязвила мама. – Делия у нас и так всё знает, куда уж там любящим взрослым ей что-то советовать.
– Я тоже взрослая.
– Вот и веди себя по-взрослому. А вдруг от долгой ходьбы мозоль натрешь? А если туда зараза попадет? Об этой жуткой эпидемии вообще молчу, – она взмахнула рукой в сторону окна, намекая на несметные жертвы. – Я про заражение обычными микробами, которые могут попасть внутрь через ранку и тебя прикончить. В лесу нет ни больниц, ни скорой помощи.
– Между прочим, ты тоже можешь заразиться, – возразила Краш. – Споткнешься о какой-нибудь камень, руку порежешь и точно так же подхватишь заразу, как твоя бедная дочь-калека.
Мама ахнула, стиснув зубы, услышав это слово на букву «К», запретное с того самого дня, когда Краш выписали из больницы.
– Ты не калека, – сказала мама.
– Ты так только говоришь, а на деле всё как раз наоборот, – возразила Краш.
Как же бесит манера матери выставлять ее несмышленым ребенком, только маме удавалось вызвать этот предательский ком в горле от наворачивающихся слёз, и от бессилия руки сами сжимались в кулачки.
Зря она осталась дома и поступила в тот колледж, где работали родители, это уж точно. При выдающихся успехах в школе могла бы поступить в университет покруче, чем у Адама (вообще-то гораздо престижнее, но она не стала ребячиться, утирая братцу нос, хотя в семнадцать лет сдержаться было ой как нелегко), просто душа болела, как она оставит папу с мамой одних.
Ее родители были постарше, чем у большинства студентов, когда родился Адам, маме было уже тридцать восемь. Хотя они держались молодцом, возраст давал о себе знать – то, что раньше получалось само собой, теперь не ладилось или требовало определенных усилий. Отец принимал таблетки от давления, а мама быстро уставала. Это возрастное, ничего особенного, но Краш не хотела оставлять их в этом доме одних, так далеко от города, особенно зимой, когда для того, чтобы просто смотаться в магазин за молоком, приходилось расчищать длинную подъездную дорожку.