разрушил проход к тоннелю и запретил приближаться к шахтам. Это было как раз в тот день, когда произошел обвал. Я велел Саймону насильно увести её домой. Она возненавидела меня за это.

– Кто такой Саймон? – спросил детектив.

– Врач, что приглядывал за ней.– ответил граф, тяжело вздыхая.

– Но зачем Эмме понадобился врач? – недоумевал Максимельян.

– Ай, я не сведущ в медицинских терминах, но доктор говорил, что Эмма больна очень редкой неизученной болезнью. Она боится яркого света.

– И избегает людей? – поинтересовался герцог.

– Людей она не боялась. Вечно ошивалась среди шахтёров, но никогда не разговаривала с ними. Доктор, что наблюдал за ней, понемногу учил её манерам, учил читать и писать, и она всё схватывала моментально. В семь лет она отлично читала, и писала без ошибок.

– А почему она не общалась с шахтёрами?

– Считала, что они не достойны её внимания. Высокомерие досталось ей от её матери. Гордыня моей жены была так непомерно велика, что затмевала в ней всё остальное. Прошло очень много лет с того дня, как я видел жену в последний раз, но всё, что я могу вспомнить о ней – это сатанинская надменность и чванство. Кхе-кхе-кхе.

Ироничный смех графа смешался с судорожным старческим кашлем.

– Но почему Эмму так тянет в эти шахты? – не унимался Максимильян. Множество вопросов, касательно нее мучили его.

– Да потому, что там нет яркого света! – дребезжащим голосом ответил Фораман.

– К тому же шахты – это не несколько комнат, не этаж и даже не целый особняк, с зашторенными окнами, отведенный под прогулки. Шахты- это огромный город, загадочный лабиринт, многокилометровые тоннели! И самое главное: с идеальной темнотой. Это то, о чем она мечтает, затеряться в этих бескрайних хитросплетениях мрачных коридоров.

– А как же медицина? Прошло столько лет, может эта болезнь уже поддаётся лечению? – не унимался герцог.

– Не знаю. Доктор хотел наблюдать за Эммой, но мне пришлось отказаться от его услуг.

– Но почему?

– Мой дворецкий заметил, что доктор как-то странно смотрит на Эмму. Он восхищался ею, боготворил её, и это походило на педофилию. Я решил рассчитать его.

– Понимаю. – кивнул, соглашаясь, герцог. – Это было разумно с вашей стороны.

Максимельяну хотелось задать ещё очень много вопросов об Эмме, но пора было уходить. Он приподнялся со стула, готовясь прощаться с тестем.

– Не скажите ли мне адрес этого самого доктора? – не удержался герцог.

– Конечно! – согласился Фораман и кивнул своему дворецкому, который как оказалось, стоял все это время в темном углу, и наблюдал за тем, что происходило в комнате.

Получив имя и адрес доктора, Максимельян направился домой. Где за стаканчиком любимого бурбона, дословно передал весь предыдущий разговор детективу, и дал распоряжение разыскать того самого доктора.

– Добро пожаловать, Ваша Светлость! Детектив Макнамара! Прошу проходите. – приветствовал гостей мужчина зрелого возраста.

Доктор Саймон Андерсон был высоким худощавым человеком чуть более пятидесяти лет, с аккуратно стриженой седеющей бородкой, карими глазами и плавными изящными манерами.

Он встречал посетителей в своей рабочей приемной, которая представляла собой небольшой кабинет, с письменным столом, кушеткой, парой стульев и небольшим черным диваном.

– Располагайтесь где вам комфортно, господа.

Герцог занял черный диван, при чем сел так, что рядом едва ли мог уместиться ещё кто-либо. Детектив разместил стул прямо напротив рабочего стола доктора, так, чтобы было удобно облокачиваться на стол и делать заметки в своем блокноте.

– Я достал личную карту Эммы, хотя, её случай настолько исключительный в моей карьере, что это не было необходимым. Я всё помню и так.

Доктор сел за свой рабочий стол и положил перед собой ветхую пожелтевшую тетрадь с надписью "Эмма Фораман".

– Расскажите нам о болезни Эммы. – попросил детектив.

– Эмма была уникальной девочкой. Бесстрашной. Она не боялась ничего, кроме света. – с восхищением начал свой рассказ доктор Андерсон. – Она сажала на ладонь пауков, сороконожек и других мерзких насекомых, обитающих в сырых, темных тоннелях. Часами рассматривала их в тусклом свете свечи, разговаривала с ними и отпускала их невредимыми.

– Но как это касается её болезни? – нетерпимо вопрошал герцог, видя мечтательные глаза доктора, очарованно рассказывающего про девушку.

– Ох, простите, Ваша Светлость. Эта девочка была настолько удивительной, что даже после стольких лет, я не перестаю восхищаться ею.

Доктор сменил загадочную улыбку на серьезное выражение лица и начал свой рассказ.

– В те годы я был молодым перспективным врачом на пике славы. И граф пригласил меня лечить его дочь. Для меня это было честью. Граф в те времена был очень богат, и знаменит далеко за пределами той деревушки. Шахты и золото приносили ему славу. Жена его скончалась сразу после родов, и граф Фораман так и не женился больше.

Женщины его не интересовали. Он был одержим своими шахтами. Но маленькой его дочери требовался особый уход. Впервые я приехал к графу, когда девочке было четыре года. Она задорно носилась по комнатам, создавая своим детским смехом много шуму, и вводя тем самым её няню в бешенство. Помню, улыбнулся тогда, встретив маленького прекрасного не расчёсанного чертенка с горящими восхитительными очами, изучающе глазеющими на меня. Хм.

Доктор улыбнулся грустной ностальгической улыбкой.

– Эта девочка покорила меня с первой встречи. Я не видел в ней изъянов и не понимал зачем граф нанял меня.

– Ближе к делу, доктор. – прервал его трогательные воспоминания детектив.

– Девочка была вполне нормальной, с одной только особенностью – она не любила яркий свет. Ещё во младенчестве, няньки выносили её днем на улицу, и девочка заходилась истеричным воплем. Они не понимали в чем дело, глядя на бордовую от вспухших вен девочку, охрипшую от крика. Няньки заносили её в дом, и крестясь, пускались наутёк.

– Граф Фораман знал об этом? – поинтересовался герцог.

– Конечно знал. Иначе не пригласил бы меня. Все эти женщины, что нянчились с его дочерью рассказывали одно и то же. Девочка не хочет выходить на улицу, и закатывает истерики, если раздвинуть шторы. Они сжимали распятье и называли её ведьмой, боялись маленькую четырех летнюю девочку.

– Почему он пригласил доктора, а не экзорциста? – спросил детектив.

– Потому, что граф Фораман, как и мы с вами, скептик и реалист. – ответил доктор Андерсон. – И правильно сделал, иначе его четырёхлетнюю дочь в тот же день сожгли бы на костре.

– В чем состояла ваша работа, Саймон? – спросил Максимильян.

– Мне предстояло наблюдать за Эммой, постараться выявить причины такого поведения, и назначить правильное лечение. Эмма действительно была больна. Но как мне тогда казалось совершенно незначительным отклонением, которое сложно было назвать болезнью. Но по мере наблюдения за ней,