Он – способный и одаренный, она – серость. Он – обеспечен и финансово независим, она – мать-одиночка в стесненных денежных обстоятельствах. И тем не менее право опеки отдали ей. Невероятно… Конечно, сыграло свою роль и то, что она обвинила его в чрезмерном пристрастии к спиртному. Мужчинам всегда предъявляют повышенные требования, а их образ жизни и привычки изучаются с особой придирчивостью. И хотя это обвинение было полной ерундой, подвергать его сомнению никто не стал. Мировой судья поверил Айсе на слово, несмотря на возражения Торвальдюра и характеристику, данную ему не кем-нибудь, а самим государственным прокурором.

Телефон пискнул, оповещая о получении очередного письма от uppgjor. Что же, черт возьми, происходит? Торвальдюр уже начал подумывать о том, чтобы обратиться в полицию. Или к своему начальству. Ребята-айтишники наверняка смогут выяснить, кто за всем этим стоит. Хорошего понемножку. Торвальдюр задумчиво потер щеку. А если письма идут от Айсы? Стоит ли привлекать внимание начальства, напоминая, в какую склоку вылился их развод? Разумеется, его боссом была женщина. Отношения у них складывались по большей части неплохо; он умело маскировал свое мнение, сводившееся к тому, что ей недостает ни компетентности, ни опыта, которые предъявлялись бы к мужчине на ее месте. Однако в результате судебной схватки по вопросу об опеке на их рабочие отношения пала тень, и ее мнение о нем изменилось не в лучшую сторону. В такого рода ситуациях женщины склонны стоять друг за дружку. Таков закон природы, и, следовательно, пытаться изменить его бессмысленно.

Возможно ли, что письма отправляет она? Его босс? Нет. Торвальдюр покачал головой. Полная нелепица. Конечно, нет.

Но если не Айса, не босс, не подружки из прошлого и не преступники, то кто же тогда?

Ни у кого на свете не было причин желать ему зла. Тогда почему он не спешит обратиться за помощью? Почему не хочет инициировать расследование? Не в том ли дело, что где-то в глубине души затаилось смутное подозрение? Сомнение в собственной правоте насчет того, что это все ошибка? Не удерживает ли его опасение, что расследование может выявить то, что он предпочитает скрывать? Конечно, так оно и есть. Отправитель ясно дает понять, что располагает какой-то порочащей его информацией. Но что это может быть? Что-то такое, от чего он отмахнулся и о чем уже забыл? Чтобы угрожать обвинителю, за спиной которого долгая и, пусть он сам так сказал, чертовски успешная карьера, нужны серьезные основания.

И никого не касается, что успех объясняется отчасти его обыкновением брать не самые трудные дела. Этого никто, вроде бы, пока еще не заметил. Разве что коллеги шепчутся за спиной…

Может быть, у него развилась паранойя – вдобавок ко всему прочему?

Торвальдюр перевел дух. Скользнул взглядом по рукавам дорогого пиджака, задержавшись на секунду на свежих белых манжетах рубашки, выглядывающих на запястьях, согнул и вытянул пальцы с аккуратным маникюром. Полюбовался. Успокоился. На манжетах блеснули дорогие запонки, которыми он побаловал себя недавно, обнаружив, что никто больше не отметился достойным подарком на день его рождения. Неуклюже нарисованные открытки от детей в счет не шли. Он никогда не находил очарования в таких наивных творениях.

Запонки сверкнули еще раз, и настроение пошло вверх. Ему даже не понадобилось смотреть на сияющие кожаные туфли и шелковые носки, чтобы вернуть самообладание и напомнить себе, кто он такой. Победитель. Человек, знающий, чего это потребовало. Человек, внушающий страх и уважение, – может быть, не всем и каждому, но большинству.

Эти электронные письма… жалкие пугалки. Торвальдюр мог бы дать руку на отсечение, что автор их сидит за дешевым компьютером, в грязной футболке и мятых трениках, ни разу не видевших спортзала. Лузер. Одно ясно, этот писака ему и в подметки не годится.

Просто так его не взять. И ничто не помешает ему кликнуть по вложению, взглянуть на картинку, а потом открыть последнее сообщение. Он силен и крепок. Победитель.

Торвальдюр усмехнулся, подвел курсор к файлу svik.jpeg и кликнул мышкой.

Фотография заполнила почти весь экран. Он нахмурился. Что еще за чушь? Двое детей, девочка и мальчик чуть постарше, смотрели на него с выражением, далеко не счастливым. Ни девочку, ни мальчика он не узнал, да его и не интересовали чужие дети. Никто из них не оставил в его памяти ни малейшего следа. Бледные, неряшливо одетые; ни намека на румянец на щеках, ни искорки в мутных глазах. Если в невинных глазах его детей сияла радость жизни, то в хмурых взглядах этой пары ощущались куда более взрослые эмоции. Они как будто обвиняли.

Торвальдюр смотрел и смотрел на фото, не в силах закрыть его и вернуться к работе. И чем дольше, чем пристальнее он вглядывался в ничем не примечательные лица, тем отчетливее проступало ощущение, что в них есть что-то знакомое. Откуда он знает этих несчастных? Как они связаны с ним? Думай, черт возьми, думай… Память должна помочь.

Кроме детей, что еще есть на фотографии? Увы, ничего примечательного. Только угол здания позади них и какая-то улица.

Они могли быть где угодно. Датировать фото тоже было невозможно. Для зацепки оставалась только одежда, выбранная, похоже, с единственной целью: прикрыть наготу. Что-то было великовато, что-то маловато, и все ветхое, ношеное…

Внезапно, словно в голове что-то сдвинулось и сошлось, все стало на свои места. Черт, черт, черт!..

Ужас, охвативший его в первое мгновение, смыла волна облегчения. Слава богу, что он никому ни о чем не сообщил. Слава богу…

Дрожащими пальцами Торвальдюр кликнул последнее сообщение, а прочитав его, схватил телефон и набрал номер Айсы.

«Какие чудесные у тебя дети. Тебе нужно хорошенько о них заботиться. Есть люди, которые могут предать их. Ты ведь и сам прекрасно это знаешь…»

– Почерк тот же самый, сомнений быть не может. Тот, кто их писал, даже не пытался как-то его изменить. – Эксперт-почерковед оторвал взгляд от увеличенных букв на экране. – Признаков нерешительности или какой-то особенной тщательности тоже не видно, а значит, можно заключить, что он, этот Трёстюр, не пытался копировать чей-то почерк.

– Отлично. – Хюльдар, с интересом слушавший эксперта, склонившись над столом, выпрямился. Раньше ему и в голову не пришло бы тратить время на такие мелочи и заниматься этим делом лично; он просто послал бы кого-нибудь с письмами и спросил мнение эксперта по телефону. Но, хотя после обнаружения отрубленных рук участок поставили на уши, Хюльдару удалось оставить за собой временну́ю капсулу. Никакой роли в новом расследовании Эртла ему не назначила, и он уже засомневался, что когда-нибудь ее получит. Судя по тем разговорам, которые ему удалось подслушать, расследование топталось на месте. Руки отослали на экспертизу, но никаких новостей оттуда пока не поступило. А в полицейском расследовании отсутствие новостей не приравнивается к хорошим новостям.

– Неужели действительно есть смысл тратить на это время полицейских? – скептически спросил эксперт-почерковед после того, как Хюльдар объяснил, откуда взялись письма. – Ну разве станет кто-то приводить в действие план, придуманный десять лет назад, когда он был четырнадцатилетним парнишкой?