О, ей хочется умереть! Может быть, в экипаже найдется что-нибудь такое, при помощи чего она сможет покончить с собой… Но там не оказалось никаких острых предметов, и девушке пришлось стыдливо спрятать лицо за бамбуковыми занавесками, чтобы укрыться от любопытных взоров соседей. Все ее недавние друзья стали вдруг чужими и далекими… Так началось изгнание Окити.

У нее не было причин стыдиться своего отъезда; ее забирали потому, что так приказал некий безликий, но очень могущественный господин, о котором Окити ничего не знала. Но она была японкой и жила в девятнадцатом веке. Женщин, ставших наложницами у чужеземцев (а именно такая участь и ждала ее в самом ближайшем будущем), в те годы презирали и буквально плевались, когда слышали их имена.

Окити обуял страх; нет, ей вовсе не хотелось становиться изгоем. Страстно желала она вернуться в родной поселок, в теплый, гостеприимный дом. Вспоминала Цурумацу и те счастливые минуты, когда они, влюбленные, были рядом… От этого ей стало совсем плохо, и девушка отчаянно закричала:

— Выпустите меня! Выпустите меня отсюда!

Но ее никто не слушал, экипаж катился дальше. Она осталась совсем одна; с этой минуты ей суждено было большую часть времени проводить в полном одиночестве.

* * *

Окити привезли в резиденцию губернатора и там на время оставили в покое. В течение первых двух дней она никого не видела; к ней в комнату приходила только служанка, приносила еду и, поджав губы, тут же торопливо удалялась.

На третий день к девушке зашел один из чиновников, чтобы начать с ней переговоры.

— Ну что ж, Окити-сан, — жизнерадостно начал он, — надеюсь, ты уже приняла решение и согласна повиноваться нам?

— Нет! — отчаянно замотала головой девушка. — Никогда!

— Тогда придется снова оставить тебя в заточении на неопределенное время, пока ты не смиришься со своей участью, — печально произнес чиновник и, резко повернувшись на каблуках, удалился.

Совсем одна, в постоянном страхе ожидания, Окити горько плакала каждый день, пока ближе к ночи не теряла сил и не засыпала. Всю жизнь она жила, тесно общаясь с людьми, и сейчас ей требовалось их общество. Ее всегда окружали друзья и близкие, и вот теперь неожиданное одиночество и гнетущая тишина день за днем все больше страшили ее, постепенно лишая моральных сил. Те, кто увезли ее из родного дома, как раз на это и рассчитывали. Похитители знали, что душевный покой девушки нарушен и нужно подождать, чтобы гордячка сломалась и стала покорной.

Окити, как и все остальные обитатели ее родного поселка, жила вдали от крупных городов. Ей никогда не приходилось иметь дел с чиновниками и всеми теми, кто был наделен властью. Для простого народа эти люди — феодалы, и им нужно вовремя платить оброк. Что касается всего остального, тут следовало попросту держаться от всех богачей подальше и в случае чего обходить их стороной. Вот почему Окити, помимо своей воли попавшая в мир влиятельных людей, была страшно напугана и не знала, что ей теперь делать и как вести себя с ними дальше.

* * *

Постепенно девушка начала понимать, что ей никогда не выиграть эту битву — силы слишком уж неравны. Кроме того, она устала от бессмысленной войны, направленной на разрушение ее собственной воли. Куда все это приведет ее и что они предпримут дальше, если она опять откажется повиноваться?..

Именно на этом этапе, когда Окити осознала свою уязвимость и силы ее находились на пределе, было решено изменить стратегию и прекратить попытки взять девушку угрозами и силой. Вряд ли вид упирающейся Окити, брошенной в ноги Тоунсенду Харрису, вызовет у того восхищение и одобрение. Вот почему к девушке подослали одного из заговорщиков, пожилого господина Синдзиро Иса, по возрасту годившегося ей в отцы. Именно ему поручили переубедить Окити в течение нескольких дней и сделать ее смирной и послушной.

Девушка поверила ему: это первый человек среди незнакомцев, который отнесся к ней с пониманием, настроен дружелюбно и разговаривает довольно ласково. Окити успела соскучиться по простому человеческому общению, а потому обрадовалась приятной перемене. Наверное, поэтому она жадно вслушивалась в его слова и сразу восприняла все, что он успел ей наговорить:

— Ты должна гордиться, что для такой ответственной миссии выбрали именно тебя! Только ты сможешь теперь совершить нечто великое для своей страны. Американский консул Тоунсенд Харрис с ума сходит по тебе. Мы все верим, что, если ты согласишься быть с ним, мы сумеем убедить его подписать очень выгодный для нашей страны договор, причем на наших условиях. И ты войдешь в историю Японии, прославишь свое имя и родной поселок Симоду.

Он не лукавил; но тогда Окити еще ничего не понимала. Пройдет не один год ее страданий и постоянных унижений, прежде чем она станет известной. До того как ее начнут считать героиней, пройдет почти целое столетие. Знай она, сколько горя ей придется пережить, — может быть, предпочла бы продержаться чуточку дольше… Правда, в тот день она усмотрела в словах чиновника некую логику и мудрость, хотя пока не собиралась поддаваться противнику.

— Тебе нет никакого смысла сопротивляться, — продолжал Иса. — Хотя бы потому, что они все равно силой навяжут тебе свою волю. Гораздо лучше, если ты войдешь к консулу с гордо поднятой головой, нежели тебя приволокут в дом Харриса-сан помимо твоего желания, как тюк с бельем. А я знаю, что их терпение скоро кончится и они поступят именно так. Ты же для них вещь, и церемониться они не станут.

Но Окити еще некоторое время продолжала стоять на своем. Ей представился образ Цурумацу — как яркая звезда на темном небе.

А уже на следующий день Синдзиро Иса нанес последний, роковой удар — ледяным голосом объявил несчастной девушке буквально следующее:

— Ты ведь знаешь, Окити-сан, что твой жених, Цурумацу, уехал из Симоды, верно? Губернатор предложил ему хорошее место в другом городе. Он согласился; следовательно, ты теперь тоже обязана принять верное решение.

Он говорил что-то еще, но Окити уже не слышала его слов. Ее сердце пронзила чудовищная, невыносимая боль… Значит, Цурумацу бросил ее, он ее больше не любит и ждать ей теперь нечего… А если Окити не быть вместе с Цурумацу — не имеет смысла больше сопротивляться. Пусть ее отвезут к Тоунсенду Харрису, ведь она все равно никогда не сможет никого полюбить.

Чиновник внимательно смотрел девушке в глаза — ведь она даже не пыталась скрыть свои эмоции, и Иса остался доволен результатом коварного приема. Убедившись в полном успехе, он облегченно