— Вот и умница, — хвалит меня мужчина, пока я делаю первый глоток. — У меня есть еще одно предложение, но если ты продолжишь бояться меня, как огня, ничего не выйдет.

— Какое еще предложение? — я смотрю на него с подозрением.

— Вот такое.

Я не успеваю ничего сообразить, как он оказывается позади меня, за спиной, и его руки ложатся на мои плечи. Большие, крепкие, теплые мужские руки. Он сходу так крепко нажимает мне большими пальцами где-то между шеей и плечами, что я глухо выдыхаю, покорно наклоняя голову вниз.

— Ого, — вырывается у меня невольно.

— У тебя тут мощные зажимы, — говорит мужчина.

— А ты прямо специалист в этом деле? — я усмехаюсь и тут же издаю стон, чувствуя, как хрустят позвонки под его умелыми пальцами.

— Конечно. Это моя основная профессия. Я массажист.

— Твою-то мать, — я неровно выдыхаю, понимая, что массаж для такого, как он, — это не просто способ помочь расслабиться, но и способ развести на что угодно, соблазнить и совратить… Потому что даже я уже растекаюсь в его руках, а ведь он дотронулся до меня всего-то минуту назад.

Чашку с недопитым чаем я ставлю на бортик, опускаю руки в воду, отклоняюсь от спинки ванны, чтобы дать Петру доступ к своим плечам и спине, и прикрываю глаза, стараясь не думать, что он сейчас просто манипулирует мной и моим телом… Ничего, у меня есть отличное стоп-слово на такие случаи: девственница!

Но до этого не доходит. В какой-то момент я поворачиваю голову набок, и мои мокрые волосы, перекатываясь с одного плеча на другое, задевают стоящую на бортике чашку. Я вздрагиваю, лихорадочно пытаясь подхватить ее руками, но слишком поздно. Чашка переворачивается, летит на пол и бьется о кафель на десятки осколков.

10 глава. Соблазн и запрет

— Ммм, — мужчина чуть отстраняется от меня и качает головой, показывая, как он расстроен, что его любимая чашка разбилась. — Ты очень, очень виновата, Арина. Ну и что мне теперь с тобой делать, скажи мне?

В моей голове пролетает мысль: а была ли эта чашка так уж дорога ему? Или ее специально принесли сюда, чтобы невзначай разбить? Я заглядываю ему в глаза. Он смеется, губы растянуты в улыбке. Вот ведь дурак. Он просто играет со мной! Меня немного отпускает. Я не испытываю по отношению к нему никакого страха.

— Ничего не надо со мной делать, — говорю я уверенно, сама с трудом сдерживаясь от улыбки. — Лучше закончи с массажем. Это было приятно. Обещаю, я уберу все осколки.

— Вот это ты командирша, — удивляется мужчина искренне, но руки на мои плечи возвращает, продолжая крепко, но ласково разминать. — Среднестатистическая девушка должна была уже попросить меня наказать ее.

— Значит, я не среднестатистическая девушка, — довольно хмыкаю я в ответ. Кажется, я его уже совсем не боюсь. Что он мне сделает? Шутник и провокатор.

Вот только пальцы его продолжают уверенно исследовать мои плечи и спину, спускаясь все ниже, выстукивая каждый позвонок, умело нажимая на каждую мышцу, так что постепенно я окончательно расслабляюсь в его руках, позволяя себе совсем опустить голову на грудь и тихо, протяжно застонать. Тут-то он меня и подлавливает:

— Стонешь ты очень даже среднестатистически, — его насмешливый голос звучит у самого уха, обжигая кожу, и я вздрагиваю от неожиданности, открывая глаза, оборачиваясь и нечаянно прикасаясь губами к его губам.

— Петр! — ворчу я растерянно, пытаюсь вскочить, но понимаю, что вода до сих пор — единственное, что хоть немного скрывает от него мою наготу. Кроме того, его сильные ладони все еще на моих плечах, и он не даст мне встать. Меня охватывает легкая паника с примесью возбуждения. — Отпусти!

Он снова наклоняется к моему уху, и от его низкого хриплого баритона внутри все переворачивается. Ничего не могу с собой поделать: его голос и его близость чертовски заводят. От него веет опасностью и сексом, но это почему-то не пугает. Разве что совсем чуть-чуть.

— Конечно, я отпущу тебя сейчас. Ты устала и должна выспаться, — шепчет он. — Но завтра… Знаешь, что я сделаю с тобой завтра?

— Что? — спрашиваю я таким же шепотом, хотя должна бы давно дать ему пощечину и остановить эту игру.

— Завтра я накажу тебя за эту чертову чашку, — он касается губами моего уха. — Завтра я достану хороший кожаный флоггер, заставлю тебя снять трусики и отшлепаю так, что вся задница будет красной, ты поняла?

Я нервно сглатываю:

— Что ты себе… — но он не дает закончить:

— Я позволяю себе все, что захочу.

Я тяжело выдыхаю и закусываю нижнюю губу. Я почему-то уверена, что он не сказал бы ничего подобного, если бы не видел, что мое тело реагирует, отзывается на него. Проклятое тело! Почему оно не могло отзываться на Костю?! Это меня невероятно злит. И как меня только угораздило вляпаться в такую историю?!

— И ты тоже можешь позволить себе все, что захочешь… если захочешь, конечно, — уточняет он мягко, сразу обозначая: ничего против моей воли здесь не произойдет. Даже чертова порка.

Я открываю глаза и заглядываю в его, ярко-голубые и безумно наглые:

— Ничего не выйдет, Петь.

Он смотрит на меня сначала с вызовом, потом с любопытством:

— Потому что ты не среднестатистическая девушка? — я молчу. — Глупенькая, я же пошутил. Я и не считаю тебя такой. Просто… прости уж, но я умею читать реакции женского тела. И твое тянулось ко мне еще с того дня, как мы танцевали… Ты же не будешь этого отрицать?

— Нет, — тихо отвечаю я.

— И ты бы не залезла в ванну в квартире незнакомого мужчины, если бы не была подсознательно готова к продолжению… Арина, — его голос становится серьезным, и по моему телу снова волной проходят мурашки. — Одно твое слово — и я просто выйду.

— Да нет, просто… — я заминаюсь. Что я должна сказать ему? Что я девственница? А какая разница? Я что, спать с ним собираюсь? О господи… Я, может быть, и не собираюсь, но вот мое тело… Нет, блин, лучше сказать и просто поставить во всем этом точку. — В общем, тебе лучше не флиртовать со мной, не дразнить меня и не соблазнять меня.

— Почему? — теперь он кажется расстроенным по-настоящему, хотя смотрит на меня очень серьезно.

— Ты не захочешь со мной спать, если узнаешь…

— Узнаю что? — он хмурится.

— Нуу… у меня раньше никогда не было секса, — я поджимаю губы.

В его глазах на секунду мелькает удивление, которое