«Так оно и бывает, — подумал Глеб. — Так оно бывает всякий раз, когда работаешь по чужой наводке, по разработанному без твоего участия неизвестному плану. Так оно и происходит, когда соглашаешься на роль тупого исполнителя: поехал, куда сказано, сел, где велено, и шлепнул того, кто изображен на фотографии. А потом оглянуться не успеешь, как за тобой уже тянется хвост длиной в километр, и какие-то небритые типы, вынырнув из-за угла, палят в тебя из музейных пистолетов…

Усилием воли он подавил вспыхнувшее раздражение. Давая ему это задание, генерал Потапчук наверняка знал, что делает и, если использовал своего лучшего агента втемную, то, видимо, имел на то веские причины. Как говорится, меньше знаешь — лучше спишь; но в данном случае из-за своей неосведомленности Глеб едва не уснул навеки, и данное обстоятельство его ничуть не радовало.

* * *

…В Екатеринбурге стояла несусветная жара, солнце сверкало так, что Глеб с его повышенной чувствительностью к свету не снимал темные очки даже в помещении. Одноместный люкс в обветшалой гостинице послевоенной постройки был раскален, как духовка газовой плиты, и мог вызвать острый приступ клаустрофобии даже у моллюска. Глеб провел в этой обшарпанной душегубке полдня и часть ночи, но ему показалось, что эта пытка тянулась год. Выйти из номера и просто прогуляться по городу он не мог — Потапчук запретил лишний раз высовываться за дверь во избежание неожиданностей. Все действия Глеба были заранее расписаны по минутам; в принципе, это было привычное явление, если не считать того, что расписание составил не сам Глеб, а какой-то анонимный умник в полковничьих погонах. А может, и не в полковничьих, а в майорских или даже капитанских… Судя по результатам, профессиональный уровень человека, который составил план, оставлял желать лучшего.

Поначалу все шло, как по нотам. В назначенный час Глеб занял позицию на плоской крыше какого-то промышленного сооружения, имевшего заброшенный вид. Длинный брезентовый сверток обнаружился в условленном месте, а именно за широкой квадратной трубой вентиляции, третьей с краю в длинном ряду точно таких же склепанных из оцинкованной жести труб. Развернув брезент и дотронувшись до вороненой стали казенника, Глеб про себя отметил, что контора, кажется, начинает выходить из многолетнего кризиса. Направляясь сюда, он не без оснований побаивался, что длинная цепочка исполнителей где-нибудь даст сбой, возникнет привычная путаница, и ему придется срочно искать выход из положения, а то и вовсе возвращаться в Москву ни с чем. Но, вопреки его ожиданиям, этого не случилось: громоздкий механизм федеральной службы на сей раз сработал без осечки, и агенту по кличке Слепой оставалось только добросовестно выполнить свою часть работы.

Времени у него было сколько угодно и Глеб воспользовался этим, чтобы не торопясь, обстоятельно проверить свой «инвентарь». Механизм и оптика винтовки были в полном порядке, в магазине маслянисто поблескивали патроны, цифровая камера тоже функционировала нормально — Глеб проверил это, засняв безрадостную панораму покинутой промышленной зоны. После этого он установил штатив, прикрепил к нему камеру и стал ждать, от нечего делать используя оптический прицел винтовки в качестве подзорной трубы.

За час до контрольного времени прибыли быки. Они приехали на старом белом джипе, загнали свое корыто в ворота соседнего цеха и затаились где-то внутри. Их было пятеро, но Глеб сразу сбросил их со счетов: цех, в котором они засели, был одноэтажный, и со своего места Сиверов отлично видел его плоскую, пятнистую от многочисленных заплат крышу. Засечь его снизу быки не могли, так что о них можно было забыть — на время, а может быть, и навсегда. На всякий случай Глеб заснял все что можно — и цех, и быков, и белый джип, и даже его номер крупным планом, — хотя понимал, что генерала Потапчука подобная информация, скорее всего, не заинтересует.

Потом объявился клиент. Он прикатил на тяжелом, вызывающе белом мерседесовском лимузине с тонированными стеклами в сопровождении двух джипов, набитых вооруженными людьми. Дождавшись, пока машины остановятся, Глеб навел на них и намертво зафиксировал камеру. При этом он не преминул отметить про себя, что Потапчук, кажется, не зря вмешался в это дело самолично, не передоверяя его местным органам: судя по повадкам, клиент набрал в здешних местах такую силу, подмял под себя весь край, и укоротить его можно было только так, и никаким иным способом. Местным властям он был не по зубам, потому что давным-давно сам стал властью и мог свысока поглядывать на суетящихся внизу людишек в погонах.

Глеб проверил, ведется ли запись, и перешел к выполнению более привычных для него обязанностей. Затвор винтовки привычно клацнул, дослав в патронник первую порцию верной смерти. И сейчас же, как будто щелчок затвора явился неким условным сигналом, на подъездной дороге появилась еще одна группа автомобилей — широкий плоский «линкольн» в сопровождении двух «мерседесов». Глеб на мгновение оторвался от прицела и бросил взгляд на часы. Участники встречи прибывали в точном соответствии с расписанием, прямо как троллейбусы на идеально отлаженной линии. Это хорошо. Он пронаблюдал всю процедуру встречи почти до самого конца, и, когда договаривающиеся стороны сошлись посередине замусоренной асфальтированной стоянки, плавно потянул спусковой крючок. Винтовка издала характерный хлесткий звук, и клиент — коренастый, начавший грузнеть мужчина с блестящей лысиной в обрамлении благородных седин — тяжело опустился на землю, пачкая серый асфальт темной кровью, которая текла из пробитой лысины.

Его визави хищно присел на полусогнутых ногах, продолжая цепляться за плоский серебристый кейс, и неуловимым движением извлек откуда-то из-под пиджака большой, солидный пистолет. Перекрестие прицела подрагивало где-то возле выреза его белой рубашки, но Глеб увел ствол винтовки в сторону, нашел другую мишень и положил рядом с трупом клиента тело его помощника, который тоже сжимал в руке некий кейс. На запястье этой руки что-то блеснуло, и Глеб понял, что кейс был прикован к руке наручниками.

В обойме оставалось еще целых восемь патронов, но дело было сделано. Внизу поднялась отчаянная пальба. Потрепанный белый джип, пулей выскочив из ворот заброшенного цеха, с ходу протаранил приземистый «линкольн». Стрельба достигла пика, на стоянке с грохотом разорвалась граната. Глеб спокойно отложил в сторону отслужившую винтовку, встал, выключил камеру, снял ее со штатива и не спеша зашагал к лестнице. Проходя мимо жестяного оголовка вентиляционной трубы, он стащил с ладоней и бросил в оцинкованный короб перчатки, которые беззвучно канули вниз.

Беспощадная война на взаимное уничтожение была объявлена. С этого момента ликвидация двух крупнейших преступных группировок в данном регионе стала делом времени. Местные власти могли ускорить этот процесс, но даже при условии их полного бездействия повернуть его вспять было невозможно. Глеб покинул промышленную зону, стараясь не думать о том, что своей меткой стрельбой положил начало очередному переделу собственности. Два человека, набравшие чересчур большую силу, были выведены из игры, и теперь их место, наверное, займут другие — менее самостоятельные, более сговорчивые и, возможно, зависимые от ФСБ. Впрочем, его это уже не касалось; те двое, которых он застрелил, и все остальные, кого убили и еще убьют с его подачи, заслуживали самой суровой кары. Закон был бессилен против них, но Глеб Сиверов давно понял, что законы пишутся не для всех. Да и как может быть иначе? Правила, установленные для стада, не годятся для пастухов. Если стерегущая отару овчарка вдруг начнет проповедовать непротивление злу насилием, овцам не позавидуешь. Быть овцой, конечно, спокойнее, и хлопот поменьше, но, если родился овчаркой или волком, трава тебе в глотку уже не полезет…