трудом Шарик протиснулся в открывшийся лаз. Николай подталкивал сзади. Торопил, боясь опоздать. Не зря боялся. Участковый Карапузов предотвратил эвакуацию правонарушителя легким захватом за правую брючину.

— Пройдемте, гражданин, — строго прохрипел он, запыхавшись от непривычной потасовки. — И ведите себя потише, а то сопротивление властям в протокол запишу. Так и до уголовного дела дойдет. А оно вам нужно? И чего петушитесь? Пятнадцать суток в тепле и заботе еще никому не помешало. Бесплатный санаторий практически. Мылись-то давно?

— Позавчера. Я, уважаемый, два раза в неделю в баню хожу. Привык, знаете ли. С детства парок люблю.

— И ладненько! — обрадовался адекватности задержанного участковый. — У нас как раз сауна открылась. На месте прежней парилки. Лепота! Даже сотрудники захаживают. Отсидите две недельки в вип-условиях. Другие обзавидуются.

— Послушай, майор, — обратился к милиционеру задержанный, — я, конечно, со всем уважением к вашему заведению. Но нельзя мне туда. Никак нельзя! Обещаю: в подвал этот больше ни ногой. Отпусти, будь другом!

— Еще чего! — возмутился Карапузов. — Нарушать, значит, можно. А отвечать нельзя? Интересный получается рассказ. А с сигналом что делать прикажешь? Сигнал вчера поступил. И оформлен как полагается. Сегодня мне по сигналу рапорт писать. И что я, по-твоему, там напишу? Отпущен по уважительным причинам? — Он приосанился, прокашлялся и продолжил строго: — Пройдемте, гражданин!

Николай поплелся следом, лихорадочно соображая, как выпутаться из затруднительного положения. Раньше подобного рода задержания воспринимались досадными приложениями к его ненадежному статусу. Ежели положено, так и отсидим. Вымоемся, отогреемся. По врачам пройдемся. Да и кратковременное воздержание для здоровья полезно.

Теперь же другое дело — Шарик один останется. Куда ему деваться? Не привык бродяжничать. Разве что на старое место вернется. А там уж и не ждут. Пропадет бедолага! Из-за него и пропадет. Перед глазами серой киношной лентой поплыла картинка: за милицейским УАЗом несется Шарик. Машина набирает ход, пес отстает. Спотыкается. Больно ударяется грудью о бордюр. Вскакивает. Падает снова. Тяжело поднимается…

Сердце Николая вдруг набухло, налилось болью. Отяжелело, медленно опустилось куда-то вниз. Ноги сделались ватными, коленки подгибались. Он будто постарел лет на двадцать. Осунулся. Втянул голову в плечи.

— Эй, что за дела? — забеспокоился Карапузов. — Плохо, что ли?

— Плохо… — прохрипел задержанный, бледнея на глазах. — Нельзя мне ехать, майор.

— Лейтенант я, — не поддался на лесть участковый, — старший. Давай подмогну чуток. Машину сейчас вызову. Или сразу скорую? Чегой-то колбасит тебя, мужик. Сердце?

— Будь оно неладно! Прихватило, сил нет.

— Тогда скорую…

— Ты лучше отпусти меня, капитан. Нельзя мне в участок. Не один я.

— Подельника имеешь?

— Собаку. Пойми, нельзя ей без хозяина оставаться. Погибнет. Будь человеком…

Карапузов вздохнул. Отпускать нарушителя не хотелось. Но и собаку оставлять без хозяина грех. У него самого с детства жили в доме собаки. Таксы, пекинесы, той. А он о крупной породе мечтал. Овчарке или бульдоге. Но в их с мамой распашной двушке особенно не разбежишься. Приходилось довольствоваться мелкими любимцами. И Карапузов со всей возможной нежностью тетешкался с пушистой мелюзгой, мечтая дослужиться до генерала. Чтобы построить особнячок в пригороде и уж тогда…

Старлей вздохнул, отгоняя непрошеную мягкость. Оглянулся — сзади послышался ответный вздох. И обомлел: рядом — даже руку протягивать не надо — сидел абсолютно несчастный красавец овчар. Похоже, чистокровный немец. В собачьих глазах плескался явный избыток влаги.

— Ваш, что ли? — шепнул он в сторону задержанного.

— Мой.

— Вот я и говорю, — послышалось со стороны, — вконец обнаглели бомжи! Уже с животными подвалы занимают. Не ровен час, коров да поросят разводить станут, а нам отвечай.

— А вы, гражданин, идите уже. Вы свое дело сделали. Будете нужны — вызовем.

— Но я…

— Рабочий день в разгаре. Не смею задерживать. Сами разберемся.

Расстроенный невниманием дворник махнул рукой в сторону Шарика и поплелся к соседнему подъезду. Три пары глаз молча проводили его глазами.

— Ну как же вы так, гражданин, — укоризненно покачал головой Карапузов, когда они остались без свидетелей. — Никакой ответственности не имеете. Ладно бы сами страдали, а так неповинное животное на страдания обрекаете! Холодно, голодно. Насекомые опять же. Непорядок. Устроились бы на работу, получили бы общежитие.

— Собак в общагу не пускают.

— Ну… жилье бы сняли. Хотя бы в частном секторе. Нечестно вот так только о себе думать. Эгоистично.

— Есть! — Николай громко хлопнул себя по бедрам. — Есть у меня на примете местечко! Слушай, капитан, отпусти. Слово даю — исправлюсь! А не поверишь — адресок дам. Тут недалеко, на Переселке. Пенсионер одинокий предлагает подселение. Ей-богу, не вру!

Капитана Карапузов оспаривать не стал — не так уж долго ждать четвертой звездочки осталось.

— А как же сигнал?

— Да напишешь что-нибудь. Беседу профилактическую провел? Провел. Рекомендации дал? Дал! Можешь нас сопроводить. И с домовладельцем поговорить. Ну не пропадать же псу!

Карапузов снова взглянул на Шарика. Тот просительно вильнул хвостом.

— Была не была! Пойдемте!

Через минуту тройка уже шагала по Переселке. Издалека доносились бархатные переливы антоновского голоса: «Новая встреча — лучшее средство от одиночества, но и о том, что было, помни, не забывай. Мечта сбывается…»

— Правильная песня, — вздохнул о своем участковый.

Его спутники вздохнули в унисон. Во вздохах прочитывалось согласие.

После перекрестка Антонова заглушили танкисты: «Но разведка доложила точно, и пошел, командою взметен, по родной земле дальневосточной…»

— Ну вот, — огорчился Карапузов, — и кончилась мечта. И кто это у вас такое старье слушает?

«Молодой еще, — оправдывал старшего лейтенанта Николай, с наслаждением улавливая каждое слово знакомой с детства песни, — а так очень даже ничего участковый. С таким жить можно».

Шарик семенил рядом, выражая свое согласие вилянием хвоста.

«…три танкиста, три веселых друга — экипаж машины боевой!» — песня закончилась на подходе к дому Митрича. Николай с удивлением определил источник звучания: на кухонном подоконнике стоял раритетный патефон.

— Ну и дед, — хмыкнул он, распахивая перед участковым калитку, — с таким не соскучишься! Эй, хозяин, принимай гостей!

Митрич появился на крыльце в старой байковой пижаме. Долго щурился, узнавая и не узнавая непрошеных гостей. Кашлял, зябко кутался в рваный пуховый платок:

— Долгонько вы добирались, братья-товарищи. Я уж и не чаял… А это…

— Участковый инспектор, старший лейтенант Карапузов. Сопровождаю вот гражданина…

— Так и знал! — обрадовался Митрич. — Вляпались-таки, субчики! Просто так бы точно не появились. Тоже мне благодетели!

— Не понял, — озадачился старший лейтенант. — Так вы их берете или не берете?

— Беру! За просто так, лейтенант, учти!

— Старший лейтенант, — уточнил Карапузов.

— За просто так! — стоял на своем домовладелец. — Мне терки с налоговой вашей ни к чему. У нас джентльменское соглашение: я им жилье, они мне