денег у него нет, поскольку мать платит за музыкальную школу (аккордеон), отец за спортивную (бокс), у самого же Отара акче булунмамак (турецк.: отсутствие денег). И находчиво предложил опешившему гитаристу оплатить занятия…лет через пять, когда он вырастет и пойдёт работать. Заплатить Отар обещал по повышенному тарифу. Что называется, с походом (так на рынке взвешивают товар постоянным покупателям, снимая с весов пакет и щедро добавляя горсть-другую чернослива, орехов или кураги).

Отказаться от такого выгодного предложения гитарист, как вы сами понимаете, не смог, и Отар – единственный в школе – занимался по классу гитары бесплатно (иными словами, нелегально, без ежегодных экзаменов и без выдачи свидетельства об окончании класса гитары).

Молодого преподавателя подкупило знание двенадцатилетним Отаром турецкого, вполне сносное владение гитарой, красивые длинные пальцы и то, что мальчишка-лезгин не понаслышке знает о Мануэле Бареко. Отар бредил гитарой и Эйтором Вила Лобосом, и гитарист просто его пожалел – «отдали» парня на аккордеон, на котором Отар играл стискивая от омерзения зубы.

Возмутители спокойствия

Что до хулиганов в группе, ими были уже знакомый нам Отар и… Маринэ. «Возмутители спокойствия» удивительно подходили друг другу: черноглазый Отар и чернокосая Маринэ. По паспорту она была Маринэ. Маринэ Георгиевна Метревели, фамилия не вполне соответствовала внешности, так как на грузинку она была похожа меньше всего, а на кого она была похожа – сказать не мог никто (мать из Литвы, отец из Абхазии, то ли грек, то ли грузин, кто их разберёт).

Тоненькая, с неуловимой грацией движений и столь же неуловимым акцентом, с длинными, почти до пояса, косами и черными бровями вразлёт, Маринэ всем пришлась по душе и, можно сказать, оправдала ожидания: у неё был почти абсолютный слух (прим.: абсолютный слух – это не воспроизведение мелодии голосом, это когда слышишь тональность звучания). Маринэ слышала тональность и записывала мелодию, что называется, навскидку.

Что до хулиганства – оно заключалось в том, что Маринэ не составляло труда написать все три варианта диктанта. Музыкальный диктант – это мелодия, которую учительница играет несколько раз на рояле, а учащиеся записывают её в нотных тетрадях в виде нот в заданной преподавателем тональности.

Требуемые тональностью диезы и бемоли расставляли коллективно, всей группой, после чего, затыкая пальцами уши, когда звучал «чужой» вариант, писали свой, нещадно грызя карандаш и выплёвывая опилки.

О выходках Отара Темирова поговорим чуть позже.

Маков цвет

Маринэ максимально упростила группе задачу, в считанные минуты записывая все три варианта музыкального диктанта и передавая листки по рядам. Ирина Львовна пошла ва-банк и вместо трёх вариантов сделала пять. Маринэ длинно вздохнула и справилась с пятью.

– Ну и что мне с вами делать? Восемь вариантов задавать, каждому персонально? Вы дождётесь! – пригрозила Ирина Львовна и услышала в ответ:

– А Маринка восемь напишет.

– Смело. Вот потому и не буду. А тебе, Марина, стыдно так себя вести, шестнадцать лет, давно пора стать взрослой.

– Пятнадцать, шестнадцати нет ещё, – уверенным баском возразили с задней парты.

– Ну, Отар лучше знает, – улыбнулась Ирина Львовна, и Маринэ залилась краской.

– Марина красная, как маков цвет, – добила её учительница. Маринэ сгребла с парты тетрадку и карандаш, сунула в портфель учебник и выбежала из класса. Ирина Львовна поняла, что перегнула палку.

Отар молчал, мял в руках карандаш. Раздался хруст. – «Ирина Львовна, карандаш сломался. Можно взять?» – Встал из-за парты, прошел к роялю, где стояли в стакане остро отточенные карандаши, вернулся на место. Кррак! – «Ирина Львовна, можно ещё взять?»

– Можно. Но можно выйти, ведь ты этого хочешь, Отар? И возвращайтесь дописывать диктант, оба. Так. Группа, прекратили ломать карандаши, у вас это вряд ли получится, для этого пальцы железные нужны… Пишем все диктант. На этот раз придётся самим, эта парочка вряд ли вернётся. Ннн-да.

Открылась дверь, и в класс вошла Маринэ. Прошла, глядя в пол, села за свою парту и принялась водить карандашом по нотным строчкам. Вслед за ней тенью скользнул Отар, сверкнул на класс злыми глазами и тяжело уселся на своё место. «Привёл, надо же! А девочка его слушается, хотя он младше на целый год. Издержки воспитания… Ну что ж, спасибо ему, исправил мой педагогический промах» – улыбнулась Ирина Львовна. Отар заговорщически ей подмигнул и, опустив глаза, занялся диктантом (Маринэ умудрилась передать Отару его вариант, иначе бы его в конце концов исключили из школы, а Маринэ этого не хотела).

Урок продолжался, диктант каждый писал самостоятельно. Маринэ сидела, сложив на коленях руки – давно написала свой вариант и теперь маялась без дела в ожидании, когда окончится урок. Ирина Львовна едва сдерживала улыбку: нечем девочке заняться…

Вот это удача!

Маринэ всё сходило с рук: Ирина Львовна восхищалась её умением писать диктанты престо кон фуоко (итал. муз. термин: «быстро и с огнём») и закрывала глаза на многое. Но однажды Маринэ с Отаром «перешли границы»…

Это случилось в конце мая. Стояла необыкновенная, прямо—таки африканская жара. Маринэ, привыкшая к абхазскому горячему лету (тридцать восемь градусов в тени и сорок два на солнце ни у кого не вызывали удивления), только пожимала плечами, Отар как всегда молчал, остальные совсем скисли.

Группа в полном составе сидела и лежала в тени огромной берёзы, дожидаясь Ирину Львовну, которая почему-то опаздывала (в учительской сказали, что она «задержится минут на двадцать пять, что-то там с ребенком, но занятия не отменяются» и велели им «погулять»). Маринэ с Отаром хватило времени, чтобы воспользоваться неожиданной удачей. А изобретательности им хватало всегда.

– Айда за мороженым! Мы тут в асфальт вплавились, а Ирка гуляет (называть так Ирину Львовну они позволяли себе только когда она была далеко). – Ну, кто пойдёт? Или нам с Маринкой одним?.. Боитесь, что горло схватит и петь не сможете? Да ни фига! С одной пачки ничего не будет, мы с Маринкой каждый день едим, и ничего (Маринэ при этих словах опустила голову, сосредоточенно разглядывая пряжку на туфельке и изо всех сил сжимая губы).

К приходу Ирины Львовны группа сидела в классе, вполне довольная жизнью.

– Ну, приступим, – обратилась она к классу – Хочу извиниться перед вами за опоздание. Мне из садика позвонили, Мишенька пуговицу откусил и пп-проглотил, и я… Я чуть с ума не сошла! – Ирина Львовна всхлипнула, вновь переживая ужас случившегося. Группа сидела с каменными лицами (не маленькие, выпускной класс). – Спрашиваю, болит животик? Он головой мотает, не поймёшь… Спрашиваю, пуговица-то хоть красивая была? А он из кармашка достал – вот, смотри!